Обольстительный запад и химера демократии

В «Литературной газете» статья Игоря Харичева на вечнозелёную тему: «Надо ли нам становиться европейцами»? Автор приходит к выводу, что надо; правда, сетует, что ментальных европейцев в нашем населении всего 17-19%. Но надо постараться, подтянуться, завести настоящую демократию и разделение властей – и «всё будет чрезвычайно хорошо», как говорил герой Ильфа и Петрова.

РАВНЕНИЕ НА ЗАПАД

Удивительно даже, сколь живучи эти старинные идеи. Когда-то с ними наперевес пошли мы на штурм ненавистного «совка» стремясь, если помните, «войти в европейский дом».
Рассуждение автора - простое, логичное. Именно такие – простые – мысли всегда любили наши интеллигенты - на это обращали внимания ещё авторы «Вех». Бердяев говорил, что идейный багаж наших интеллигентов исчерпывается «карманными катехизисами». Равнение на Запад занимает в карманных катехизисах почётное место.

Откуда это берётся - понятно. Попадая на Запад, любой русский человек – от Петра I до безвестного постсоветского туриста – неизменно поражается тамошней опрятности, твёрдому достатку и жизненной устроенности. Почему же у них так, а у нас всё сикось-накось? – этот вопрос задавал себе, наверное, каждый, вернувшись из-за границы. Помню, ещё в 90-е годы я, воротившись из командировки, прямо в прихожей хваталась за тряпку и принималась что-то тереть: стыдно было, что вот у них так чисто, а у нас – известно как. Что мы, люди что ли другие? Да нет, вроде такие же: одна голова, две руки, две ноги. Да и говорить по-ихнему многие из нас умеют. Так в чём тут причина?

И тут же находится простой ответ: надо завести аналогичный образ правления и переменить надлежащим образом нравы – государственные и частные - и всё получится. Такова главная мысль статьи в ЛГ.

На самом деле реальность сложнее. Запад – это вообще удивительный культурно-исторический феномен, к нему принадлежит процентов 10 человечества. Запад – это исключение в человечестве, а исключение не может быть всеобщим образцом. Остальные ведь, наверное, тоже не прочь жить богато и опрятно – так ведь не получается. Почему у одних получается, а у других – нет. От чего это зависит? Почему на Западе чиновники воруют всё-таки умеренно, даже в Италии, а в других странах – прут, себя не помня? (Воображать, что у нас воруют как-то по-особенному – это мания величия: есть страны, где воруют ничуть не хуже). Так почему на Западе так, а у нас почасту вовсе наоборот? Ответить на вопрос о причине чьего-то успеха (хоть человека, хоть фирмы, хоть народа) – очень непросто. И очень легко принять несущественное – за главное, а главное – упустить.

Вообразите: вы встречаете бывшего одноклассника и обнаруживаете, что преуспел он в жизни он гораздо больше вашего: он богат, уважаем, всевозможно благополучен, жизнь его интересна и комфортабельна. Почему? Оттого ли, что он получил доходную профессию, оттого ли, что женился на разумной жене, а не на вашей мегере, оттого ли что в 90-м году не терял времени в аспирантуре, как вы, а сразу взял быка за рога и стал торговать спиртом «рояль»? (Вариант: не тратил себя на торговлю этим дурацким спиртом, как вы, а спокойно учился в аспирантуре, превозмогая временные трудности). В чём тут причина? Если вы совершите нечто такое, что совершил ваш приятель, - вы процветёте? Всё это совсем не очевидно. Какие именно стороны его жизни и деятельности надо повторить, чтобы хотя бы приблизиться к нему по успешности? Скорее всего понять причину успеха вашего знакомца так и не удастся. Просто он оказался энергичнее, умнее в конце концов, рисковее – такой вот у него характер. Судьба, хоть народа, хоть человека, это развёртывание его характера во времени.

Преобладание тех или иных характеров в народе делает его судьбу в истории. Можно изменить характер народа? Можно, как и свой собственный. Но дело это не лёгкое и не быстрое.

Нет ничего инфантильнее и нелепее, чем мысль о том, что все народы одинаковы и возможности у них тоже одинаковы. К сожалению, заветы современной политкорректности требуют думать именно так. Но на самом-то деле этого нет и близко!
Вот два славянских соседних народа – чехи и поляки. Чехи отличные производственники, а торгуют плохо, как-то без любви к делу, а вот поляки – прирождённые торговцы. Да что там поляки! Моя компания работает на Украине. И что мы заметили: те приёмы, которые отлично действуют в России, там буксуют. Ну просто ни тпру ни ну. Послали на Украину замечательного организатора продаж из Новосибирска. Он делал ровно то, что принесло блестящий успех в Сибири, - не получается! Чепуха какая-то, - была уверена я, - Это же один народ, у меня муж полуукриаинец, да и я сама на четверть, что они - из другого теста что ли? Я была в полной растерянности. И вот недавно узнаю: в компаниях, подобных нашей, - такая же история на Украине. И они меняют порядок работы именно на Украине, вводят специальные правила. Сделали это и мы – и дело пошло гораздо лучше. Так что старинное изречение «Что русскому здорОво – то немцу смерть» - имеет очень широкую сферу применения.

ОТКУДА ВЗЯТЬ ДЕМОКРАТИЮ?

Очень привязано наше интеллигентское сознание к мысли, что успех народов определяется демократией. Будет демократия – заживём как на Западе. Только чтоб – настоящая, а не абы какая.

А где её взять – настоящую? Демократия, ещё Аристотель писал, - самый трудный образ правления, он мало где удаётся. И не мудрено! Попробуйте поуправлять демократическим образом магазином, заводом, поликлиникой, редакцией, да хоть ларьком в подземном переходе. Даже представить жутко, что получится. А целое большое государство – это вам не ларёк. Отсюда всякие политтехнологии и иные средства манипуляции народным волеизъвлением. И так везде, в том числе в самых что ни наесть демократических странах. Наши интеллигенты совершенно не задумываются, что только в очень малом числе стран мира демократию можно считать удавшейся. При этом во множестве стран попытки её введения приводят к кровавой междоусобице и пугачёвщине, как это было у нас в 17-м году, а во многих других – к унылому прозябанию,. Никакого счастья нам не принесла демократия и в 1991-м. С введением демократии наш народ не стал ни культурнее, ни умнее , ни богаче, чем был при советском «тоталитаризме».

Кстати, Пётр I навсегда прикипел сердцем к Европе, когда там ещё никакой демократии в заводе не было. Демократии не было, а чистота и порядок – были. Более того, были они, если верить роману «Пётр I» , они даже в московском Лефортове, в немецкой слободе. Привязанность нашей интеллигентской мысли к демократии – это яркое проявление её любви к простым мыслям. Наверное, определённую роль тут сыграли наши американские друзья, у которых всё хорошее именуется демократией, а плохое – тоталитаризмом.

Успехи Запада совершенно не коренятся в демократии, хотя бы потому, что успехи гораздо старше демократии. Они коренятся в определённом человеческом характере, который в свою очередь делает демократию возможной и действующей.

Чтобы демократия была удачной, нужны люди определённого характера и чувства жизни. Об этом обстоятельно и в доступной форме писал известный юрист-конституционалист Иван Ильин, некогда высланный на знаменитом «философском пароходе». Как-то даже неловко после него рассуждать на эти темы. Но всё-таки, в двух словах. Для успеха демократии необходим достаточный уровень самостоятельности, ответственности, самообладания граждан. Именно такие люди (а не государственно-правовые конструкции) создали когда-то Западу его силу и славу. Ильин называл это необходимое для успешной демократии свойство «искусством свободы». Сегодня Запад во многом теряет свои исконные достоинства, о чём с горечью пишут прозорливые люди (американец Бьюкенен - «Смерть Запада», немец Сарацин «Германия: самоликвидация»), но многое ещё остаётся. У нас подобного нет и близко, потому и получается не демократия, а пародия на неё.

Я, кстати, много лет наблюдала маленькую модель нашей большой демократии прямо по месту жительства.
Посёлок наш искони был кооперативом, созданным ещё в середине 30-х годов. И земли, и дома – всё принадлежало кооперативу, а у жителей были так называемые «паи». Высшая власть в кооперативе принадлежала общему собранию, которое созывалось дважды в год и выбирало Правление, которое и правило. В Правление выбирались люди на основании самой что ни наесть демократической процедуры – прямым открытым голосованием. Так вот попадали в Правление - строго жулики и воры. Они постоянно тырили деньги и стройматериалы, сбывали в свой карман куски земли, сильно, помнится, нагрели руки на газификации… Все честные люди нашего посёлка находились в непроходящем гражданском негодовании: доколе? Но вот являлась в народе мимолётная мысль: сместить жуликов и посадить честных людей. А кого? Вас? Меня? Что вы - что вы – что вы! Только не меня! Я в этом деле ничего не понимаю, не умею общаться с работягами, и вообще у меня был в позапрошлом году микроинсульт – так что увольте. И то сказать – вникать во все эти нудные мелочи, собачиться с сантехниками – кому охота? А жуликам – охота. И они сидели во главе нашего кооператива годами. И длилась эта музыка лет семьдесят. Возможно, она продолжается и поныне, только я под сурдинку вышла из этого кооператива и живу себе единоличницей.

Это микроскопическая модель нашего отношения к власти и с властью.

Для демократии, а равно и для успешного рыночного капитализма нужна ответственная, самостоятельная, инициативная личность. Нет её – и всё разваливается, ничего не получается. Начинать надо с малого – с кооперативов, с уличкомов, с того же самого ТСЖ, которое вполне работает на Западе и буксует у нас.


Бердяев верно обратил внимание на то, что именно славянофилы, а не западники, знали Европу. И это не случайно. Именно зная Европу, они понимали, что русским это не годится. Европеец по масштабу и настрою личности – лавочник. (Это обстоятельство когда-то привело в ужас полунемца Герцена). Честный квалифицированный лавочник, любящий своё дело и не обсчитывающий покупателей, потому что эдак можно, упаси боже, потерять клиентуру. В лавке которого всё расставлено по местам и чисто выметен пол. Кто мы? Бродяги. Ничего по-настоящему не ценящие, ни к чему по-настоящему не привязанные и готовые разрушить свою жизнь не за понюшку табака. Мы увлекаемся идеями и не умеем организовать свою жизнь.

Западный человек склонен следовать правилам. Русский правила презирает, первый его порыв при встрече с любым правилом – измыслить, как его обойти. При этом правило вовсе может быть не репрессивным, а направленным к общей пользе, вроде ПДД. Соблюдать договорённость, взятые на себя обязательства – это что-то совсем не русское. Сроки? Да нешто мы немцы?

ДВИЖОК – ОБЩИЙ И ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ

Чтобы жизнь народа была успешной, люди должны иметь движок для достижения ценных результатов и тормоз, чтобы удерживать людей от дурных поступков и вообще неправильного поведения.
То и другое может быть устроено принципиально по-разному. Может – как паровой двигатель на старинной фабрике: один двигатель на всех и система трансмиссий для доведения движения до каждого станка. А может иначе: электродвигатель на каждом рабочем месте. Так вот у западного человека имеется встроенный движок и тормоз на каждого. У нас его нет. Нашего человека нужно толкать и тормозить извне. Сам он легко идёт вразнос или впадает в сон. Этим двигателем-тормозом всегда было и может быть только государство - больше некому. Поэтому роль государства у нас гораздо больше, чем на Западе, что западными людьми, которые обычно очень плохо понимают нас и нашу жизнь, ощущается как «тоталитаризм» (или, кто к нам подобрее, как «патернализм»).

Русские совсем иначе понимают свободу, ощущают её, чем западные люди. Наполеон говорил: «Свобода – это хороший гражданский кодекс». Мысль радикально западная, она не могла прийти в голову русскому человеку. Свобода – это не «что хочу – то и ворочу», а определённость правил поведения. Мы же свою свободу, которая свалилась на нас двадцать лет назад, использовали для того, чтобы всё растащить и радикально прекратить работать.

Мы постоянно ждём каких-то условий извне. Поскольку у нас нет идеальных условий – лучше ничего не делать – вполне русская мысль. Помню, битое десятилетие из одной статьи в другую кочевала страшилка о невозможности предпринимательской деятельности в современной России: даже зарегистрировать компанию у нас невероятно трудно. Я за свою жизнь зарегистрировала немало компаний, и ничуть этим делом не затруднилась.

Нам, русским людям, нужно руководство. Нужно показать направление движения, проложить рельсы. И спросить за результат движения по этим рельсам. Тогда толк будет. Поэтому нам нужен некий «хозяин земли русской», коллективный или индивидуальный, который бы отвечал за всё и при надобности наказывал за отклоняющееся поведение.

Нашему человеку невыносимо, когда ему говорят: «Делай, что хочешь». Обычно в этом случае он не делает ничего. Он активен только под давлением: когда поджимают сроки, когда немецкие танки под Москвой, когда в случае неуспеха тебе голову оторвут. В обычных, нормальных, средних условиях русский человек впадает в своего рода летаргию – в тотальное отвлечение от собственных дел.

Мой муж и его товарищи заняты важным космическим проектом. Деньги есть, и их готовы заплатить, и реально платят, но желания работать со стороны учёных и инженеров – как-то не проглядывает. Конечно, потеряны кадры и навыки, но вот что интересно: те, кто может, - не слишком-то и хочет. За вполне адекватные, повторюсь, деньги. Просто неохота, лето, жара, ну его. Да и деньги для русского человека – не такая уж всеобъемлющая ценность, как для человека западного. Организаторы процесса не раз вспоминали байку про то, как товарищ Берия говорил товарищу Курчатову, сидя в укрытии на атомном полигоне: «Если эта штука не взорвётся, я тебе голову оторву». Сегодня при господстве гуманизма и политкорректности никто ничего оторвать не может. Вот и взрываются «штуки» вовсе не там, не тогда и не так, как им предписано. Взрываются, а также тонут, разваливаются, падают, горят – просто от небрежения и общей отвлечённости от дел.

Ну и что? Посыпать голову пеплом, что мы – не западный народ? Надо просто принять себя как есть и устроить жизнь так, чтобы проявлялись лучшие качества русского человека. Потому что при попытках устроить жизнь на европейский лад проявляются именно наши худшие черты. Киплинг говорил: «… русский - очаровательный человек, пока он остаётся в своей рубашке. Как представитель Востока, он обаятелен. И лишь когда он настаивает на том, чтобы на него смотрели как на представителя самого восточного из западных народов, а не как на представителя самого западного из восточных, - он становится этнической аномалией, с которой чрезвычайно трудно иметь дело. Даже сам хозяин никогда не знает, какая из сторон его натуры откроется следующей». Подтверждаю: трудно! С иностранцами - легче, чем с русскими. Будучи предоставленным себе, русский контрагент врёт, исчезает, срывает сроки.

Сейчас распространены т.н. «коучи» – индивидуальные тренеры личностного роста и развития. Так вот первым делом они наблюдают, при каких условиях их клиент наиболее продуктивен и работоспособен. Наш человек продуктивнее всего под давлением _- обстоятельств, начальства, вообще жизни.

Я наблюдаю постоянно, как продавцы моей компании (частники! заинтересованные!) бросают работу или, во всяком случае значительно сбрасывают обороты, как только слегка приподнимутся в материальном отношении. Всё это настолько неизменно, что не может быть случайностью. Редкие люди работают без понуканий, способны сами себе установить сроки и дать задание. И главное – выполнить его. И так поступать постоянно. И я точно такая, и вы, скорее всего тоже. Кто не такой – достигает у нас ошеломляющих результатов даже при заурядных дарованиях. И при этом все свои неудачи наши люди вешают, словно кафтан на чужой гвоздь, как называл это проникновенный знаток русской души И.А. Гончаров. У нас всегда или правительство плохое, или климат, или «среда заела».

Что они сами хотят свободы и чтоб никто не давил и не командовал – это верно. Так ведь и подростки постоянно мечтают освободиться от гнёта докучных и устарелых «родаков».

БЕСПРЕДЕЛЬНАЯ ДУША И ЕЁ ПОТЁМКИ

Русский человек – неоформлен, беспределен. Его сознание, душа бесформенны. Посмотрите на наши города и посёлки: они хаотичны, невнятны, в них нет чётких линий. Что-то строил, бросил, забыл. Дома повёрнуты во все стороны безо всякой общей идеи. Точно таков же и пейзаж нашей души. Наблюдение старинное. Некоторые связывали это с беспредельностью и неоформленностью бескрайней русской земли, где три года скачи - ни до какого государства не доскачешь.

Западный же человек, напротив, оформлен и внятен, ограничен. С точки зрения нашей беспредельности он кажется мелким.

И что тут такого особенного, а паче того – оскорбительного? Напротив, оскорбительно обезьянничать, а не жить своей жизнью. А мы вечно обезьянничаем. У нас именно так и есть: настоящим человеком считается европеец. Этот мотив очень выражен в статье Игоря Харичева: надо подтянуться и стать европейцами. Тогда, как говорил герой Ильфа и Петрова, «всё будет чрезвычайно хорошо». Подтянуться надо, но европейцами нам стать всё-таки не удастся. И не требуется этого. Надо развиваться и совершенствоваться в качестве русских, а не «крашеных кукол европейского просвещения», как называл это Ключевский. Никто никому не должен подражать. Точно так и женщины не должны пытаться подражать мужчинам. Женщины должны оставаться женщинами, не пытаться стать дурной копией мужчин. Женщина может быть успешной, но оставаясь при этом женщиной. А то женщины пытаются изобразить из себя мужчин, а русские – европейцев. Те и другие несчастны и неуспешны.

Не потому нам не надо копировать Европу, что мы потеряем свою «самость». Бог бы с нею, с самостью, если б на смену пришёл ответственный старательный труд и опрятная разумная жизнь. Подражать не следует, потому что это невозможно и вредно. Не в каком-то высшем и философском смысле, а в самом простом – житейски-практическом. Жизнь от этого становится не лучше, а хуже: беднее, грязнее, уродливее.

Мы безграничны в свинстве, и в подвиге, а они узки. Мы не умеем остановиться. Европеец – да, может. Это что-то вроде питья водки: русский не может выпить немного, его несёт, а европеец - может. Est modus in rebus – есть мера в вещах. Эта латинская фраза, приписуемая Горацию, выражает самую сердцевину западного жизнеощущения. Ну что ж, не мудрено: они наследники латинской культуры.

“ЛЮДИ НЕ ВЛАСТНЫ В СВОИХ УЧРЕЖДЕНИЯХ”

А у нас – свой характер, своя жизнь, и общественный строй должен быть иной. И экономический строй, и форма государственного устройства (что в старину называлось “образом правления”) – всё. “Люди не властны в своих учреждениях» - говорил дедушка социальной психологии Гюстав Лебон. («Учреждениями» в 19 в. называли не конторы, как сейчас, а правовые и общественные институты). При пересадке успешных институтов на иную почву – получается жалчайшее зрелище и пародия. Из новой, заёмной формы торчит во все стороны старое, родное содержание. Притом всегда ухудшенное. Недаром говорят: как партию ни строй – всё КПСС получается. КПСС-то КПСС, но только без прежней ответственности за все стороны жизни общества. Именно об этом много толковал старик Лебон. Недаром его труды были и в библиотеке Ленина, и в библиотеке Николая I.

Так какой же нам нужен строй?

Поскольку дар формы нам не дан, нам не годятся сложные государственно-правовые конструкции – со всеми этими разделениями властей, системами сдержек и противовесов. Нам нужна простая структура, вроде советской власти, которую, кстати, никто не заимствовал и не сочинял, а родилась она из самой жизни.
«Вся власть советам!» – и простому человеку понятно, куда идти. А разделение властей, сложная система – издевательство для простого человека. Аналогично райком. Простому человеку можно было куда-то пойти и так ли иначе – доискаться правды. Сегодня это не-воз-можно. В принципе.

Об этом я думала стоя на митинге протеста против вырубки лесов в лесопарковом поясе столицы, куда входит наш посёлок. Когда-то нельзя было срубить дерево на СВОЁМ участке, потому что это были «лёгкие столицы». А теперь рубят и застраивают. И всё, как объясняет начальство, «в рамках правового поля». При этом есть и всякие администрации, и суды, и экологическая полиция – чего только нет.

Аналогично – налоги. Мы снисходительно улыбаемся, как взрослый на детские придумки, когда слышим от гидов или читаем о бывших в истории забавных способах налогообложения: с длины фасада, высоты дома, труб. А нам как раз это и надо – простое и понятное.

Предвижу обычное возражение: «А почему же у них всё это действует?». Потому что юридические законы, в отличие от законов природы, приводят в движение люди. А люди у них другие. Узкие, мелкие, склонные подчиняться правилам.

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ЖИТЕЛИ

Что бы мы там себе не воображали о рыночной экономике и конкурентном капитализме – главным двигателем хозяйственной жизни у нас было и остаётся государство. И долго ещё будет оставаться.

У Андрея Платонова есть симпатичный рассказ - «Государственный житель». Там герой постоянно повторяет: «Ждите движения государства, оно всё предвидит». «Население, - рассуждал герой, - постоянно существует при государстве и обеспечивается им необходимой жизнью».

Мне кажется, большинство нашего народа – это те самые «государственные жители». Они, как платоновский персонаж, стараются «бездерективно ни во что не соваться» - в том числе и в свою собственную жизнь. Они не ищут новых путей, они, возможно, и добросовестные и квалифицированные труженики, но им непременно нужно указать их место и круг обязанностей. И пока можно жить (а жить они могут в самых непритязательных условиях) – они будут ходить на это место и исполнять свои обязанности, как привыкли. Как птица летит по заложенному в гены маршруту. Пока не закроется это место – радикально и навсегда.

Это фундаментальное свойство наших людей. Именно так объясняется на первый взгляд необъяснимое: им по месяцам не платят зарплату, а они всё равно туда ходят. «Гордый взгляд иноплеменный» ничего не поймёт: зачем? А они и сами не понимают, зачем. Положено так. А куда идти-то?

Презирать их и насмехаться свысока, как это было принято в эпоху разгула либеральных ценностей, – не от большого ума. Благодаря таким людям у нас как-то ещё теплится жизнь: они как-то учат, лечат, кое-как латают изношенную инфраструктуру.

Наш – массовый! – человек не умеет и не хочет ставить перед собой какие-то там задачи, куда-то рваться, комбинировать что-то, чтобы улучшить своё положение, чтобы заработать что-то, чтобы вылезти куда-то. Его идеал – сидеть на месте и делать, что велят. И это он будет делать до самой распоследней крайности. Пока буквально есть крыша и кусок чёрствого хлеба.

Шевелиться он начнёт только если этот кусок у него отнимется. Мотивации «вверх», к добыче – у русского человека нет. Или она слишком слаба. Есть мотивация – к спасению. Не в религиозном, разумеется, смысле - в самом обычном, житейском. Недаром, в Америке завлекают в сетевой маркетинг идеей обогащения («Ты сможешь путешествовать, купишь более престижную машину»), а у нас – идеей спасения («Ты сохранишь здоровье, убережёшься от ужасов окружающей среды, защитишь детей от наркотиков, нищеты, панели»).

Разумеется, в любом обществе есть разные типы людей. Вопрос состоит в пропорции тех и других. Чтобы капитализм и вообще рыночная экономика были удачны, нужен некий критический процент людей, готовых действовать инициативно и самостоятельно. Если этого минимального процента нет – капитализм не удаётся. Настоящий, действующий, капитализм – это когда в народе силён этот самый капиталистический дух. Когда жизнь понимается (или, скорее, ощущается) как борьба, завоевание, приключение, путешествие с непредвиденным результатом. У нас (и вообще в традиционном обществе) жизнь ощущается как ритуальный танец, как предусмотренное, заранее заведённое кружение. Траекторию этого кружения определяешь не ты, а кто-то высший и главный, он же раздаёт блага. Дали тебе – спасибо, нет – на нет и суда нет.

Менее всего я склонна критиковать такое отношение к жизни. А чего его критиковать-то? Его использовать надо. Понимать и использовать. Строить жизнь с учётом народного характера.

Каким должен быть этот учёт? Что следует из нашего характера? Следует очень простая вещь. Социализм следует. Внутренний, встроенный в глубине личности движок экономического творчества, у нашего человека очень слаб. Ну, может, кое-кому на малый бизнес хватит, но большое и серьёзное – не потянет. Именно поэтому наша приватизация привела только к повсеместному развалу и упадку (не единственно поэтому, но в значительной степени), а не к экономическому процветанию и скачку эффективности, как мнилось догматикам экономикса.

У нас нет никакой серьёзной силы, кроме государства. Мне лично, старой либералке и антисоветчице с дореволюционным стажем, очень печально это признавать, но что делать – истина дороже. Только государство способно расставить всех по местам и дать каждому задание. И этого – в глубине души – хочет народ. Не выдуманный либеральными мыслителями, не отдельные и избранные, но тот обычный «замкадский» народец, который есть на самом деле.

Когда-то в 90-е годы я работала в иностранной фирме, которая строила завод в Туле. Нам нужны были люди в администрацию завода. Я решила сделать «добренькое» моей подруге и предложила устроить её на работу – приличную работу, с оформлением по КЗОТу, с пенсионными и прочими начислениями. В своём училище она получала примерно 80 долларов в эквиваленте, на новой работе получала бы триста и даже больше. Она – отказалась. Мотив: «Да я тут привыкла, люблю свою работу». Тогда я по молодости крутила пальцем у виска. Сегодня смотрю по-другому. А крутить пальцем у виска надо на тех, кто пытается заставить народ жить чужой, не своей жизнью. Двадцать лет уж пытаются, полстраны уж развалили – ради правильной жизни. А всё не живётся этой самой жизнью.

Так что не копировать Европу нам нужно, а налаживать собственную жизнь, которую развалили благодаря химерам Европы и демократии.

Источник