ГКЧП как провокация. Часть 2

НАЧАЛО
Сценарий всего этого был разработан не у нас, людей попросту подталкивали. В зарубежной печати появлялись любопытные публикации, высказывания. Понимая, что Горбачёв уже сходит, подкидывали мысль: а почему бы президентом не стать Крючкову? Вот Буш в Америке был директором ЦРУ. А почему у нас нельзя?

Я прочитал однажды информацию, которую мне дал Крючков в июле 1991 года и с которой был ознакомлен Горбачёв. Это запись беседы одного из наших социал-демократов с Яношем Карнаи, американцем венгерского происхождения, автором книги о «венгерском пути к капитализму».

В этой беседе всё было предначертано: оба строя имеют право на существование, но для того чтобы капиталистические страны держались на плаву, нужны рынки сбыта, сырьевые рынки, дешёвая рабочая сила (слова — «общечеловеческие ценности», а подоплёка фашистская).

Так вот, с точки зрения «общечеловеческих ценностей», Советский Союз, располагая огромными сырьевыми ресурсами, использует их неэффективно. Поэтому, с точки зрения «общечеловеческих ценностей», целесообразно их (сырьевые ресурсы) изъять и передать тем странам, которые могут их использовать эффективно.

Опять же с точки зрения «общечеловеческих ценностей», СССР обладает огромными, но недостаточно продуктивно работающими людскими ресурсами. Надо за 20—25 лет их сократить примерно на 50 миллионов, а остальных заставить работать на «развитые страны» (что, кстати, сейчас и осуществляется).

Говорилось, что надо расколоть Советский Союз, но не на национальные республики, а на экономические районы — сырьевой, топливный, обрабатывающий и так далее.

К сожалению, я эту «закрытую» бумагу не мог ни перепечатать, ни сохранить. Для себя набросал кое-что. Но при обыске у меня многие бумаги забрали.

Когда я с ней знакомился, то составил несколько пунктов:

— экономические преобразования: либерализация цен, приватизация, свертывание социальных программ, жёсткая кредитная политика (высокие процентные ставки).

— в области политической: ликвидация КПСС, но не так, как это у нас произошло, а раскол на фракции; внедрение во главе всех фракций своих людей, которые, внешне выступая за единство комдвижения, будут делать всё, чтобы оно никогда не объединилось; смена руководства Армии; реорганизация КГБ — поменять генералов на полковников.

И было в беседе сказано, что всё это должно произойти в течение недели и что час «ИКС» назовет Семёрка.

Вот такой документ я прочитал в июле.

Поэтому убеждён: августовские события 1991 года были мощной политической провокацией, каких бы целей ни придерживались люди, которые организовали и вошли в ГКЧП.

К слову. Августовские события произошли после поездки Горбачёва на совещание семи ведущих капиталистических стран.

Иные считают, что «кукловодом» был сам Михаил Сергеевич. Не думаю. Горбачёв был вписан, вмонтирован в эту систему точно так же, как и Ельцин. Причём, если и говорили им об их роли, то не всю правду. Горбачёв потерпел поражение, потому что Запад перестал делать на него ставку. Ставка была сделана на Ельцина как на человека, который сможет продолжить разрушение Союза.

Начиная с 1985 года, Западу угрожал кризис. И то, что он разразился только в 2008-м, это благодаря развалу Советского Союза и России. Мы стали ввозить 36% продовольствия. Никогда такого не было!

***
Возвращаясь к ГКЧП, считаю, что самым позорным был последний день его существования, когда Язов единолично принял решение вывести войска. Он собрал ночью коллегию министерства обороны и всё решил.

Вечером 20 августа состоялось заседание ГКЧП, на котором я докладывал о положении дел в Москве. Двадцать первого августа произошли трагические события. Погибли трое молодых людей, выступавших против ГКЧП. Я тогда тесно сотрудничал с Сергеем Кургиняном, который был уверен, что обязательно должна пролиться кровь, чтобы можно было обвинить ГКЧП в военном перевороте. Потом, позже, когда меня допрашивали, в соседней комнате допрашивали водителей БМП. Всё было сведено к дорожно-транспортному происшествию.

Как мне рассказывали, на смотровой люк БМП кто-то накинул брезент, лишив водителя обзора, тот подал назад, где стоял троллейбус и раздавил стоящего там парня. Другого, по их рассказам, застрелили: «Стрелял какой-то майор не из нашей части. Стрелял, когда парень бросал бутылки с зажигательной смесью в машину». Там же сгорел водитель машины, но об этом никто не говорит.

Итак, Язов выводил войска. На заседание ГКЧП приехать отказался. Тогда все члены ГКЧП сами поехали к нему. Я находился в машине вместе с Крючковым и слышал, как он переговаривался с Лукьяновым: надо лететь в Форос к Горбачёву, просить, чтобы тот вернулся в Москву и взял власть в свои руки. Лукьянов, как я понял, соглашался. Затем Крючков позвонил Ельцину и рассказал ему о решении лететь в Форос. Тот поддержал это решение и со смехом сказал, что и сам бы полетел, но боится, что у Крючкова найдется «матрос Железняк».

Лукьянов пришёл только на последнее совещание в штаб ГКЧП, да и то скоропалительно. До этого, примерно числа 20 августа, у меня был с ним разговор по телефону. Он спросил: «Ты понимаешь, что происходит?». Я ответил: «Нет, не понимаю. Вижу только, что полное бездействие приведёт к краху и разгрому».

Когда пришёл Лукьянов, его спросили, что надо делать. Анатолий Иванович ответил: надо лететь к Горбачёву, другого выхода он не видит для того, чтобы потушить возникшее народное волнение.

Всё, подумал я, с меня довольно, хватит. И заявил, что теперь чётко понял:

это политическая провокация, которая поставила под удар и страну, и партию. И добавил, что больше не собираюсь участвовать в этом маскараде и ухожу. И сейчас же собираю секретарей райкомов партии, бюро горкома, и мы выступим с заявлением по этому поводу, объявим, что все последние события воспринимаем как политическую провокацию.

Следом за мной поднялся Шенин и сказал, что поддерживает Прокофьева.

Люди уже по моему звонку были собраны. Я рассказал о ситуации, о том, что происходит, что может произойти. Было принято заявление секретарей райкомов партии и Бюро ГК партии по поводу ГКЧП. Отмечалось, что считаем его действия политической провокацией, которая ведёт к негативным последствиям. Решили передать заявление через ТАСС. Но, когда туда позвонили, нам ответили, что им запретили принимать какие-либо заявления и обращения. Кто запретил — не сказали.

Текст этого заявления не сохранился. Все документы, что были в моем кабинете в горкоме партии, были изъяты при обыске. Сокращённый текст можно найти в архивах «Московской правды», так как она всё же свой маленький выпуск осуществила. Понимая, что закрытие всех изданий, кроме партийных, было неправомерно, «Московская правда» из солидарности в эти дни не выходила. А тут вышла небольшой листовкой с этим обращением. Вечером по ТВ прошла передача, где совещание было показано, и я частично прокомментировал наше заявление.

У меня дома остался листочек радиоперехвата — беседа французских журналистов с нашими товарищами по партии. Там 20 августа точно определено как конец ГКЧП. И говорилось, что, если Горбачёв вернётся президентом, то станет карманным президентом у Ельцина. А КПСС будет разгромлена, и её придется воссоздавать.

Французские друзья всё спрогнозировали. Они проанализировали информацию не только нашу, но и западную.

Не случайно Лобов уехал на запасной пункт управления страной под Свердловском.

Не случайно в Белом доме были запасы оружия, питания, не случайно американцы наладили информацию Ельцина о передвижении войск в Москве через систему спутниковой связи.

Не случайно Лужков разговаривал со мной как человек, который знал о подлинной сути событий.

Не случайно самые близкие Горбачёву люди из Секретариата отсутствовали: Ивашко лежал в больнице, Дзасохов (20) был в командировке, Семёнова — в отпуске. Они только потом собрались, когда всё произошло. Думаю, это тоже не случайно.

…Когда я вернулся к себе, ещё до совещания, позвонил Крючков, потом Бакланов, ещё кто-то. Все они просили не делать никакого заявления. Я отказался.

Последним позвонил генерал Варенников, герой войны, очень заслуженный человек, и сказал: «Юрий Анатольевич, пожалуй, ты прав. И давай будем держаться вместе, приближаются трудные времена».

***

Первое, что сделали после прилёта Горбачёва из Фороса, это закрыли даже не ЦК, а Московский горком партии. Охрана была снята, меня об этом никто не предупредил. Просто позвонил дежурный секретарь и сказал: «Юрий Анатольевич, вы знаете, что вся охрана снимается?»

Тогда я попросил закрыть дверь, что выходила на Старую площадь, и всех сотрудников аппарата горкома вывели через двор ЦК на улицу Разина (Варварку), чтобы люди могли спокойно уйти. Сам я выходил позже из здания ЦК вместе с секретарём ЦК КПСС Валентином Михайловичем Фалиным, секретарём ЦК КП РСФСР Владимиром Ивановичем Кашиным и другими сотрудниками аппарата ЦК.

Нас встретила толпа — пьяные агрессивные люди. Было много журналистов, кино- и фоторепортёров: кто-то их предупредил, что мы будем выходить из здания. Меня спросили: «Как вы относитесь к происходящему?». Ответил: «Разве не видите? Это – фашисты».

Сначала я уехал к родственникам, потом домой. Встретила перепуганная жена: ей позвонил какой-то человек и сказал: «Всё кончено. Сейчас могут начаться погромы. Уезжайте». Предложил им покинуть Москву.

А я отправился к одному работнику горкома. Пару дней жил у него, и вдруг в воскресенье слышу по радио: сбежал Прокофьев, его ищут правоохранительные органы.

На следующий день поехал в прокуратуру России. Для меня 1991 год (после августа) был временем бесконечных допросов о причастности к ГКЧП. Вначале мною занималась московская прокуратура, а затем, когда она сняла с меня обвинения в причастности к антигосударственному заговору, специальная следственная группа прокуратуры России.

Всё это закончилось в декабре 1991 года после проведения в «Матросской тишине» очной ставки с бывшим Председателем КГБ СССР В. А. Крючковым.

В подвешенном состоянии я оставался до суда над членами ГКЧП, так как военная прокуратура обязала меня информировать её обо всех моих передвижениях, выездах из Москвы. Это не подписка о невыезде, так как выезд разрешался, но о нём следовало информировать…

В течение нескольких дней были обыски. Искали документы, оружие. У меня оружия никогда не было, и вопрос об этом я не ставил.

Шли допросы. Но домой отпускали. Все было проведено очень лояльно и тактично. Видимо, потому, что каких-либо документов у меня не нашли, членом ГКЧП я не был, заявлений в поддержку ГКЧП горком партии не принимал, каких-то действий тоже не осуществлял. Прицепиться вроде бы было не к чему.

Задача, как я понял, стояла другая: изолировать меня и не дать мне в этот момент заниматься политической деятельностью. Поэтому допросы длились по 12 часов, практически всё дневное время, захватывая вечер.

Моё дело из Московской прокуратуры изъяли — его взяла Российская прокуратура. Опять было возбуждено против меня уголовное дело, и весь ноябрь меня уже там допрашивали. Неприятно, конечно, когда тебя допрашивают. Пытался рассказать о мартовских событиях, то есть о роли самого Горбачёва, но тот, кто меня допрашивал, не хотел это слушать. Даже записывать не стал.

А вот о чём говорили с Крючковым, как проходили заседания, как вёл себя тот-то и тот-то, интересовались. Пытались поймать на каких-то неувязках, сличали с протоколами моих допросов в Московской прокуратуре. Но у меня хорошая память, и я нигде не ошибался.

Вернусь к тем тревожным дням, к кульминационному моменту следствия по моему делу — свиданию с В. А Крючковым в «Матросской тишине». Это была очная ставка. Вообще очных ставок у членов ГКЧП было мало. Они все пишут об этом в своих воспоминаниях. Даже тогда, когда они на них настаивали, ставок не проводили. Думаю, встречу с Крючковым устроили чисто формально для того, чтобы закрыть это дело. А без очных ставок уголовное дело не получается.

Ехали мы в «Рафике»: адвокат Генрих Падва, адвокат Крючкова Юрий Иванов, мой следователь и следователь, который вёл дело Крючкова. Когда подъехали к «Матросской тишине», вспомнили, что забыли выписать на меня пропуск. Я показал удостоверение депутата Моссовета и прошёл в «Матросскую тишину» по этому документу. Ждали долго, минут 25-30, пока не пришёл Владимир Александрович.

Не знаю, кто, но, видимо, кто-то из группы аппаратных работников, занимающихся ГКЧП, подготовили постановление о создании комитета по чрезвычайной ситуации в Москве.

На постановлении, которое мне показали, было что-то от руки приписано. Я вышел в приёмную и спросил секретаря, который там сидел: «Чей это почерк? Кто писал?». Секретарь ответил, что писал Владимир Александрович Крючков. Почерк был мне непонятен, и я попросил секретаря помочь прочесть. А там было написано, что комитету необходимо обратить внимание на подготовку к зиме, на завоз овощей.

Вот об этом я и рассказал. Крючков был очень доволен моим добавлением. Следователь Крючкова спросил, о чём всё-таки шёл у меня разговор с Владимиром Александровичем: о вводе чрезвычайного положения или о принятии чрезвычайных мер. Я ответил: «Знаете, я в этих вопросах слабо разбираюсь. Для меня что чрезвычайное положение, что чрезвычайные меры — всё одно. Так что сказать точно, о чём шла речь, не могу. Возможно, о чрезвычайных мерах».

Когда окончилась очная ставка, стали думать, как мне выходить? Впустить-то впустили, а могут не выпустить. Владимир Александрович пошутил: «А чего вам домой торопиться? У меня в камере есть свободное место. Обеды здесь почти как домашние. Пошли ко мне, пообедаем».

Оформили мне пропуск, объяснили начальнику, как я прошёл туда, и меня выпустили. Со следователем дошли до метро. Разговаривали. Я не думал, что это у меня с ним последняя встреча.

После этого меня не известили, что дело прекращено. А в общем-то его и не прекращали как уголовное дело, его и не закрывали, видимо для того, чтобы меня держать на крючке: ведь из свидетеля в обвиняемого превратить можно быстро.

Перестали вызывать меня на допросы, прекратились обыски. Но никаких официальных документов о снятии обвинений не было. Лишь в 1993 году пришла повестка, что я прохожу по делу как свидетель и что должен быть в Москве. Всё это время предполагал: был бы обвиняемым, сидел бы в тюрьме. А официального сообщения, повторяю, не было. Проскользнула как-то публикация в прессе, где сообщалось, что «уголовное дело прекращено против всех секретарей региональных комитетов партии, кроме двух». А кто эти двое — не назвали.

Только потом, весной, была пресс-конференция прокурора, и ему задали вопрос обо мне и Калинине (командующем военным округом, он вводил чрезвычайное положение в Москве): почему мы не проходили по делу ГКЧП как обвиняемые и почему мы не сидим. Прокурор ответил, что Калинин выполнял свой служебный долг и что оба к ГКЧП не причастны.

Я однажды сказал Крючкову в глаза — он во многом виноват в том, что произошло в августе 1991 года. Этот человек обладал наибольшей информацией и полномочиями из всех других прочих.

Ельцин где-то в 1992 году или начале 1993 года в статье написал, что он обманул Крючкова. Видимо, была договоренность: он не будет активно выступать против ГКЧП. Не переиграл, а обманул.

***
Развязка событий 1991 года — страшное и не всегда понятное дело. Убийство Пуго, Ахромеева (21). Я всегда говорил, что это убийство. И того, и другого.

Точно так же, как не были самоубийством смерти управляющего делами ЦК КПСС Кручины и премьер-министра Павлова. Ликвидация Кручины и Павлова понятна: все денежные документы подписывает Генеральный секретарь и управляющий делами. И Кручина и Павлов, если деньги переводились за границу, это знали. Не могли не знать. Без них это невозможно было сделать.

Я хорошо знал Бориса Карловича Пуго. Никогда не поверю, что это самоубийство. Пуго — последний из членов ГКЧП, кто встречался с Горбачёвым. Он отдыхал в Форосе. На аэродром ехал не на санаторной машине, а на машине из гаража Горбачёва. Не исключено, что Михаил Сергеевич дал ему какие-то наставления, просил присоединиться к ГКЧП, помня заявления Бориса Карловича о том, что он никогда не пойдет на нарушение Конституции.

Пуго был у Горбачёва 17 или 18 августа. Я думаю, он знал больше. А может быть, это всё мои домыслы. Но я убеждён, что Борис Карлович никогда бы не покончил с собой. Он был очень сильным человеком.

А Ахромеев — маршал, военный! У него-то уж точно было оружие! И он не стал бы вешаться, тем более таким диким образом — на батарее…

Было обращение Ахромеева к съезду народных депутатов, которое там, на съезде, ему не дали бы зачитать. Он мог многое знать, так как был одним из ближайших помощников Горбачёва по военным вопросам.

А история с моим выступлением 19 августа 1991 года на совещании партийного актива получилась вообще детективной. Плёнка с выступлением исчезла. За ней долго гонялись в 1991 и в 1992 годах, чтобы меня каким-то образом обвинить.

В 1994 году её принес один человек. Он позвонил, меня дома не было. Тем не менее, он пришёл и отдал пленку моей жене. Сказал, что считал своим гражданским долгом сохранить её. И добавил: «А теперь, когда непосредственная опасность миновала, я отдаю Юрию Анатольевичу эту плёнку».

Вот выдержки из этого выступления:

«Прежде всего, почему Комитет был образован в субботу, и почему было принято такое решение. Двадцатого августа должно было начаться подписание Союзного договора. С его подписанием Союз Советских Социалистических Республик прекратил бы своё существование. Речь идёт даже не о том, что вместо федерации мы получили бы конфедерацию. Но если бы подписали только три республики (а так планировалось: три-четыре республики на первый раз), то оставшиеся республики, в том числе те шесть, которые не собирались подписывать договор, оставались бы в составе Союза Советских Социалистических республик.



И у нас после 20 августа образовалось бы два государства — новое: Союз Советских Суверенных Республик и старое: Союз Советских Социалистических Республик. Республики, что оставались в составе Союза Советских Социалистических, имели бы полное право собраться вместе и распустить Союз.



Несмотря на неоднократное обращение внимания, в том числе и достаточно компетентных юристов, реакции на это никакой не было/…/.



Второе. Тот проект, который пытались подписать 20 августа, не был утверждён Верховным Советом СССР /…/. Он не был подтверждён и Верховным Советом Российской республики, который принял решение выносить договор на подписание только после повторного рассмотрения и утверждения.



То есть опять группа людей, облеченная государственными полномочиями, пыталась вне парламента совершить подобный акт/…/. Третье. Если брать экономическую сторону вопроса, то мы шли к катастрофе. Все это знали, но мер практически никаких не принималось. Сокращение производства нефти на 60 млн. тонн, угля — на 100 млн. тонн — это в сущности нехватка энергетических ресурсов для проведения даже зимы средней степени сложности. Произошло общее падение производства — на 12 %, продуктов питания — на 14—15%.



И падение продолжалось. Таможенные барьеры, которые разорвали все экономические связи между регионами, препятствовали поступлению продовольствия в другие республики.



Украина полностью запретила вывозить продукты со своей территории. Эстония, наоборот, повысив цены у себя, живёт припеваючи, потому что все везут в Эстонию товары, чтобы там их реализовать по повышенным ценам, а эстонцы едут в окружающие регионы, чтобы покупать товары по пониженным ценам.



Несколько наших товарищей отправились в Азербайджан с тем, чтобы организовать доставку оттуда овощей. Стоимость провоза одного трейлера с фруктами 30 тысяч рублей. Взятки на постах ГАИ. Прямо конкретно называют суммы: на каком посту 5 тыс. рублей берут, на каком — 3 тыс. за провоз и т. д.



На Севере продукты питания практически завезены где-то в пределах 40%. На Сахалине, который, к сожалению, наше телевидение так активно пропагандирует, на Камчатке уровень обеспечения продовольствием ниже, чем в годы Великой Отечественной войны. Все это видели, об этом неоднократно говорили, однако решительных мер по стабилизации в стране не проводилось.



Если взять нашу Российскую республику, при бюджете в 124 млрд. рублей дефицит — 80 млрд. По самым скромным подсчётам, дефицит российского бюджета должен составить 100-110 млрд. рублей к концу года. Это в условиях, когда раздавались всякие обещания.



Берём политическую ситуацию в стране. В первую очередь у нас в России был принят курс на свертывание всех демократических процессов. Пример — Москва. Полная ликвидация представительных, избранных народом органов власти и установление жёсткой исполнительной структуры с одним только выбранным человеком во главе. И указ о департизации — это свертывание работы общественных организаций по существу. Конечно, направлено в первую очередь против нашей партии, но формулировки никто не менял. В любой момент его можно повернуть против любой общественной организации.



Все моменты означали развал государства — это самое главное, потому что государство наше создавалось не только после 1917 года. Оно создавалось тысячелетиями.



В результате нарушается не только равновесие внутри нашей страны (а это могло привести и, безусловно, привело бы к югославской ситуации, поскольку сразу бы стал вопрос о границах, о разделе имущества и т.д.), это нарушает равновесие и в геополитическом масштабе.



Экономический кризис, из которого, к сожалению, несмотря на все заверения руководства страны и республики, выхода не находили.



И последнее. Свертывание процесса демократизации, которое неизбежно привело бы к авторитарной форме правления.



И по существу. Насколько я понимаю, Государственный комитет по чрезвычайному положению ставит перед собой цель не свертывание перестройки, а возврат к тем целям, которые были поставлены в 1985 году. Поэтому в Обращении есть призывы к предпринимателям, частному сектору с просьбой поддержать Комитет по чрезвычайному положению, его акции. То есть реформы будут продолжаться. Ситуацию надо рассматривать просто как замену персонального правления на коллективного руководителя.



Через десять дней — крайний срок — соберётся сессия Верховного Совета СССР, которая или подтвердит или не подтвердит — уже сессия будет решать — полномочия этого Комитета. /…/ Хочу ещё раз подчеркнуть, что всё делается в строгом соответствии с Конституций — статья 127.3 Конституции СССР и статья 2 Закона о правовом режиме чрезвычайного положения.



Статья 127.3 предопределяет, при каких условиях вводится чрезвычайное положение и кто имеет право его вводить, а статья 2 конкретизирует порядок. Надо подчеркивать всячески, что все действия Комитета должны осуществляться в рамках Конституции и существующих законов, и при этом условии мы с вами будем их поддерживать.



Поскольку чрезвычайное положение есть чрезвычайное положение, оно, естественно, предопределяет, хотим мы или не хотим этого, определенные чрезвычайные достаточно жесткие меры».

А заключительная фраза была такая:



«…Если ГКЧП будет действовать в рамках Конституции, то мы станем поддерживать. Если не в рамках Конституции, тогда извините».

Следствие опросило 260 человек, присутствовавших на этой встрече. Все, кроме двух, привели по памяти мою заключительную фразу: будут действовать в рамах Конституции — поддержим, не будут — поддерживать не станем.



Были ли правы те двое, что утверждали, что я содействовал ГКЧП? Ведь я действительно говорил, что соглашения, которые будут приняты по новому Союзному Договору, фактически Союз ликвидируют; говорил, что в стране надо поддерживать порядок.



28 августа 1991 года я подготовил статью в «Правду», где писал:

«Я считаю, что это был политический спектакль, специально спланированный для того, чтобы подорвать партию, разрушить военно-промышленный комплекс и ослабить в значительной мере Армию и правоохранительные органы. Всё это было решено очень быстро, по существу — одним актом».

Вот моя оценка ГКЧП и его действий, которую я тогда дал.

Теперь так говорят очень многие.

Статью опубликовали как интервью только в конце октября.

***

Говоря о событиях в Советском Союзе в августе 1991 года с высоты прошедших 20 лет и о том, что за этими событиями последовало, можно с уверенностью сказать, что тогда была успешно совершена одна из первых в мире бескровных цветных революций. В США над этим работали давно, упорно. Существует, например, в Бостоне Институт Альберта Эйнштейна, возглавляемый Дином Шарпом, автором книги "198 способов ненасильственных революций”». Разрабатываемая там методика вмешательства в дела других государств известна также под названием «мягкой силы». И у нас в СССР была использована «мягкая сила». В августе 1991 года во время переворота в Москве погибли всего 3 человека – и была разгромлена мощнейшая Коммунистическая партия, сменен общественно-политический строй, распалась великая держава…

После смены руководства, приведения к власти угодных им людей в России, на Украине, Прибалтике, странах Восточной Европы, апробировав на деле принцип «мягкой силы», те, кто управляет США, событиями мирового масштаба, проводит глобализацию в своих интересах, они эти действия продолжили, одновременно совмещая их и с военными, силовыми действиями.

Силовые действия – это Афганистан, Ирак. Если говорить о «мягкой силе», это Северная Африка, Тунис, Египет, Ливия. Сейчас попытка делается в Сирии.

Приемы варьируются. У нас в стране был ГКЧП, на Украине – киевский майдан, в Югославии – выборы, в Ливии и Египте – борьба с диктаторами, в Сирии – убийство автора достаточно популярной песни, чтобы разжечь народную ненависть … Цепь цветных, бархатных – можно называть их как угодно! – революций, переворотов с целью приведения к власти угодных правителей продолжается.

Рассматривая современную ситуацию у нас в стране, вижу, что недовольство народа действиями власти возрастает, разница между богатыми и бедными увеличивается, 15 процентов населения, по оценке европейских экономистов живет за чертой бедности, а больше 30 процентов – бедные. В стране свертываются социальные гарантии в виде бесплатного образования, бесплатной медицины, СМИ обрушили на голову молодежи пропаганду насилия, индивидуализма, культа денег, в стране сохраняется напряженность на Северном Кавказе, для нагнетания национальной напряженности используется разжигание межнациональной розни. В этих условиях достаточно только решить, что станет той спичкой, которая, подобно ГКЧП, взорвет страну, приведет к распаду России, по существу ее ликвидации как суверенного, значимого государства.

Люди моего поколения помнят имя чешского журналиста Юлиуса Фучика, погибшего в фашистских застенках в годы Второй мировой войны. Мы помним его слова, сказанные перед смертью: «Люди, будьте бдительны!».

Хотелось бы закончить рассказ о событиях двадцатилетней давности на позитивной ноте, но не складывается.

Август 2011 г.

Юрий Анатольевич Прокофьев (род. 1939). Бывший первый секретарь Московского городского комитета КПСС, член Политбюро ЦК КПСС (1990-1991). Ныне – Председатель Президиума Всероссийского социалистического народного движения «Отчизна», Президент некоммерческой организации «Фонд стратегической культуры» .



(1) Вольский Аркадий Иванович (15 мая 1932 года, г. Добруш Гомельской области — 9 сентября 2006 года, Москва) — советский и российский общественный деятель. Член ЦК КПСС (1958—1990). Депутат ВС РСФСР (1984—1986). Депутат Верховного Совета СССР 11 созыва (1986—1989). Народный депутат СССР (1989—1991). Заместитель Председателя Комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР (24 августа 1991 года — 14 ноября 1991 года)



(2) Попов Гавриил Харитонович (31 октября 1936, Москва) — советский и российский экономист и политический деятель. Один из лидеров демократического движения в СССР и России в конце 1980-х—начале 1990-х годов. Председатель Московского городского Совета народных депутатов (1990—1991), первый мэр Москвы (1991—1992).



(3) Шенин Олег Семёнович (22 июля 1937 года, пристань Владимировская, Сталинградская область, РСФСР — 28 мая 2009, Москва, Российская Федерация) — советский партийный и государственный деятель, российский политик, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС (1990—1991).



(4) Ивашко Владимир Антонович (28 октября 1932 — 13 ноября 1994) — советский партийный и государственный деятель, первый и единственный заместитель Генерального Секретаря ЦК КПСС (1990—1991), исполняющий обязанности Генерального Секретаря ЦК КПСС после отставки М.С. Горбачева.



(5) Лукьянов Анатолий Иванович (7 мая 1930, Смоленск, СССР) — советский и российский государственный деятель. В 1990—1991 гг. — председатель Верховного Совета СССР. Привлекался к уголовной ответственности по делу о ГКЧП.



(6) Язов Дмитрий Тимофеевич (род. 8 ноября 1924 года, Оконешниковский район Омской области) — советский военный и политический деятель, министр обороны СССР с 1987 по 1991, член ГКЧП. Последний (по дате присвоения звания) Маршал Советского Союза (1990).



(7) Пуго Борис Карлович (19 февраля 1937, Калинин — 22 августа 1991, Москва) — советский партийный и государственный деятель, первый секретарь ЦК Компартии Латвийской ССР (1984—1988), председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС/ЦКК КПСС (1988—1991), министр внутренних дел СССР (1990—1991), член ГКЧП. Член ЦК КПСС (1986—1990), кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС (1989—1990), депутат Верховного Совета СССР 11 созыва, народный депутат СССР.



(8) Семёнова Галина Владимировна (р. 24 августа 1937 г., Смоленск) — советский партийный деятель. Член ЦК КПСС (1990—1991), член Политбюро ЦК КПСС (курировала вопросы семьи, женщин и демографической политики). Народный депутат СССР (1989—1991).



(9) Строев Егор Семёнович (р. 25 февраля 1937 года) — советский и российский политический и государственный деятель. Секретарь ЦК КПСС в 1989—1991, отвечал за политику в сфере сельского хозяйства, одновременно — член Политбюро ЦК КПСС с 1990.



(10) Янаев Геннадий Иванович (26 августа 1937 — 24 сентября 2010) — советский партийный и государственный деятель, вице-президент СССР (1990—1991), член Политбюро, секретарь ЦК КПСС (1990—1991). Во время Августовских событий 1991 года являлся председателем Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению (ГКЧП) в СССР.



(11) Болдин Валерий Иванович (7 сентября 1935 года, г. Тутаев Ярославской области — 14 февраля 2006 года) — советский партийный деятель. Член ЦК КПСС (1988—1991). В 1987—1991 гг. заведующий Общим отделом ЦК КПСС. В 1990—1991 годах руководитель Аппарата президента СССР. Участвовал в событиях августа 1991 года на стороне ГКЧП.



(12) Тизяков Александр Иванович (род. 10 декабря 1926 года, деревня Новоиванеево, Татарская АССР) — советский политический и общественный деятель. Вице-президент Научно-промышленного союза СССР (1990—1991), президент Ассоциации государственных предприятий и объединений промышленности, строительства, транспорта и связи СССР (до 1991). Член ГКЧП.



(13) Стародубцев Василий Александрович (род. 25 декабря 1931, с. Воловчик Липецкой области) — советский и российский партийный и политический деятель. Один из инициаторов создания Аграрной партии. В апреле 1990 года был избран председателем Союза аграрников РСФСР; председатель Крестьянского союза СССР с июня 1990 по август 1991 года. В 1991 года — член ГКЧП.



(14) Крючков Владимир Александрович (29 февраля 1924, Царицын — 23 ноября 2007, Москва) — Председатель КГБ СССР (декабрь 1988—1991), член Политбюро ЦК КПСС (20 сентября 1989 — 13 июля 1990). Член ГКЧП СССР.



(15) Руцкой Александр Владимирович (16 сентября 1947 года, Проскуров, УССР, СССР) — советский и российский государственный и политический деятель, генерал-майор, Герой Советского Союза. Летом 1990 года стал делегатом Учредительного съезда Коммунистической партии РСФСР. Был избран членом ЦК партии. В июле 1990 был избран делегатом XXVIII съезда КПСС. В июне 1991 года поддержал Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. 2-3 июля 1991 года провел учредительную конференцию Демократической партии коммунистов России (ДПКР) в составе КПСС и сложил с себя полномочия члена ЦК Коммунистической партии РСФСР. (26-27 октября 1991 на I съезде ДПКР партия была переименована в Народную партию «Свободная Россия» (НПСР). Руцкой был избран председателем НПСР). 19-21 августа 1991 года был одним из организаторов обороны здания Верховного Совета Российской Федерации, утром 19 августа одним из первых прибыл в Белый Дом. 20 августа в Кремле участвовал в переговорах с Лукьяновым и поставил ему ультиматум, где одним из пунктов значилась встреча с Горбачёвым в течение ближайших 24-х часов. С 1991 по 1993 год — первый и последний вице-президент Российской Федерации.



(16) Бакатин Вадим Викторович (6 ноября 1937 г. в г. Киселёвске Кемеровской области) — советский и российский политический деятель, член ЦК КПСС (1986—91). 1988—1990 — Министр внутренних дел СССР. В 1990 году стал членом Президентского совета СССР. В 1991 году был утвержден членом Совета Безопасности СССР. В июне 1991 г. баллотировался на пост Президента РСФСР.



(17) Примаков Евгений Максимович (29 октября 1929, Киев) — советский и российский политический и государственный деятель. В 1989 г. избран членом ЦК, в 1989—90 гг. — кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. В 1990—1991 — член Президентского Совета СССР. С марта 1991 — член Совета безопасности СССР. 21 августа 1991 летал в Форос к М. С. Горбачёву в составе делегации, которую возглавлял вице-президент РСФСР А.В.Руцкой.



(18) Бакланов Олег Дмитриевич (родился 17 марта 1932 года в Харькове, УССР) — советский хозяйственный и политический деятель. С 1988 по 1991 годы был секретарём ЦК КПСС по оборонным вопросам. В 1991 году работал заместителем председателя Совета обороны при Президенте СССР. Герой Социалистического Труда (1976.), лауреат Ленинской премии. Являлся членом ГКЧП.



(19) Лужков Юрий Михайлович (род. 21 сентября 1936, Москва) — советский и российский политический и хозяйственный деятель. В апреле 1990 года перед первой сессией новоизбранного Моссовета стал исполняющим обязанности председателя Мосгорисполкома в результате отставки председателя исполкома Валерия Сайкина. Новый председатель Моссовета Гавриил Попов по рекомендации Ельцина выдвинул Ю.М.Лужкова на должность председателя Мосгорисполкома. В июне 1991 года на первых выборах мэра Москвы Лужков избран вице-мэром Москвы, мэром Москвы избран Г.Х.Попов. В июле 1991 стал премьером правительства Москвы, созданного вместо Мосгорисполкома.



(20) Дзасохов Александр Сергеевич (родился 3 апреля 1934 года в Орджоникидзе, ныне Владикавказ) — известный советский и российский политик. В июне 1990 года на XXVIII съезде КПСС был избран членом Политбюро и секретарём ЦК КПСС.



(21) Ахромеев Сергей Фёдорович (5 мая 1923 года — 24 августа 1991 года) — советский государственный и военный деятель, Герой Советского Союза (1982), Маршал Советского Союза (1983). С сентября 1984 года по декабрь 1988 года — начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР — первый заместитель министра обороны СССР. Руководил планированием военных операций в Афганистане на всех этапах, включая и вывод войск. В 1983—1990 гг. — член ЦК КПСС. Неоднократно выступал на заседаниях Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР, а также в печати со статьями, где говорил об опасности быстрого завоевания СССР странами НАТО. В марте 1990 г. был назначен советником Президента СССР по военным делам.

19 августа вернулся в Москву из Сочи, где он проводил отпуск вместе с женой Тамарой Васильевной и внуками, и встретился с Геннадием Янаевым. Поддержал Обращение ГКЧП и предложил своё содействие, руководил военными вопросами. Ночь он провёл на своей даче, где жила его младшая дочь со своей семьей.

20 августа работал в Кремле и в здании Министерства обороны, собирая информацию о военно-политической обстановке в стране. Приготовил план мероприятий, которые необходимо было провести в связи с введением чрезвычайного положения.

В ночь с 20 на 21 августа ночевал в своём кабинете в Кремле. Из кабинета он звонил своим дочерям и жене в Сочи.

«Я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, лично убедился в этом. <…> Пусть в истории хоть останется след — против гибели такого великого государства протестовали» (из записной книжки С. Ф. Ахромеева)

22 августа он отправил на имя Горбачёва личное письмо.

«Почему я приехал в Москву по своей инициативе — никто меня из Сочи не вызывал — и начал работать в „Комитете"? Ведь я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, ещё раз убедился в этом. Дело в том, что, начиная с 1990 года, я был убеждён, как убеждён и сегодня, что наша страна идёт к гибели. Вскоре она окажется расчленённой. Я искал способ громко заявить об этом. Посчитал, что моё участие в обеспечении работы „Комитета" и последующее связанное с этим разбирательство даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, неубедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в этом моём решении не было» (Маршал Ахромеев, из личного письма М. С. Горбачёву).

23 августа Сергей Фёдорович присутствовал на заседании Комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и госбезопасности.

24 августа 1991 года в 21 ч. 50 мин. в служебном кабинете № 19 «а» в корпусе 1 Московского Кремля дежурным офицером охраны было обнаружено тело Маршала Советского Союза Сергея Фёдоровича Ахромеева.

Источник - http://webkamerton.ru/2011/08/o-sobytiyax-avgusta-1991-goda-dvadcat-let-spustya/