Новая Индрустриализация? Что может частник?

ЧТО МОЖЕТ ЧАСТНИК В НАШЕЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ? 

Первый опыт реального социализма – советский социализм – в конечном итоге провалился (а он провалился – это приходится признать, хотя и оставил нам массу ценного как в материальном, так и в идейном смысле), так вот провалился он главным образом потому, что подавлял важнейшую составляющую человеческой натуры – стремление к индивидуальному хозяйственному творчеству.

По-другому это стремление называется жаждой наживы, но то и другое настолько крепко переплетено, что разъять их невозможно. Это как в любви: духовная и физическая составляющая неразрывны, одно без другого не существует. Это стремление прочно сидит внутри человека, это присуще многим натурам – желание что-то сделать и «срубить бабло». Сделать самому, в первом лице, сделать и сказать: «Это я, это моё, это я сделал». 



Предприниматель «делает это» не ради чистых денег (ради чистых денег действует и вор, и продажный чиновник), но и не ради чистого дела, а ради этого вот единства – дело+деньги. Этого специфического устремления, между прочим, совершенно не понимали марксисты (те считали, что предпринимателем руководит голая жажда наживы), но это хорошо понял Кейнс, который писал, что предприниматель действует не исходя из коммерческого расчёта (он в полной мере и невозможен), а просто под влиянием игры творческих сил «активного сангвиника». Так вот именно эта сторона человеческой личности в советском проекте подавлялась, а её носители оказывались часто изгоями и врагами. А ведь это одни из самых активных и изобретательных!

Вот против этого мощнейшего экономического «либидо» шла беспощадная борьба. А оно всё-таки «существует – и ни в зуб ногой». Называли это вражеское чувство по-разному: и «частнособственнические инстинкты», и «пережитки капитализма в сознании людей», и «стремление к нетрудовым доходам», а победить всё не получалось. 

Забавно, что последний пароксизм борьбы с «нетрудовыми доходами» случился аккурат накануне развала – в 1986-87 г.г. Тогда в южных регионах боролись с самодельными теплицами, в которых люди выращивали на продажу помидоры и имели приличный прибыток. Доходы были в высшей степени трудовые – куда уж трудовей? Просто Система не вполне понимала, с чем именно она борется, и не могла правильно назвать супостата. А боролась она именно с экономическим творчеством, с независимостью от себя. Это-то её и погубило. (Не только это, но в высокой степени это).

В советской экономике градус огосударствливания был высочайший. Самый распоследний киосочек принадлежал какому-нибудь тресту розничной торговли или управлению бытового обслуживания населения. Человек, не способный встроиться в государственную систему (вовсе не враг и не диссидент – просто несистемный человек) оказывался лишним и ненужным. Это в моё время. А в тридцатые-то годы – прямо врагом считался. 

Новая версия социализма окажется жизнеспособной, если только сумеет использовать эту силу на пользу, а не во вред. Но этой силой надо руководить, держать её под контролем, только тогда она способна быть созидательной, а не разрушительной. Это огромная сила, её нельзя пускать на саомтёк. Частник должен занять своё естественное и полезное для всего общества место. 

Что он может сделать в процессе индустриализации? 

Прежде всего, его следовало двадцать лет назад и следует сейчас – направить в созидательный труд. Для этого надо решительно отсечь все возможности более лёгких денег – делания денег из денег в первую очередь. Чтобы вода потекла в нужную сторону, требуется две вещи – новое русло и дамба, перегораживающее старое. Ровно то же самое требуется для перенаправления человеческой энергии. 

Мелкий и средний бизнес мог бы стать производительным, если бы в страну не хлынул поток китайского ширпотреба. Наша швейная промышленности вполне могла бы развиться из когдатошних швейных кооперативов. Но турки-китайцы придушили её на корню. Любопытно, что даже «Глория-джинс», когда-то возникшая как кооператив двух друзей по пошиву джинсов, сейчас «отшивает» свой многообразный ассортимент в Китае. А чего мы, собственно, ждали? Если государство было заинтересовано отдать этот сектор в руки частников (не в смысле подарить, а в смысле дать им развиться) – надо было не пускать чужую продукцию. Это протекционизм? Какая разница, как это называется. Главное – это следование своим, а не чужим интересам. Если, конечно, интересы именно таковы, и это осознаётся. 

А ведь когда-то кооперативы начали с производства «шмоток». Дело это начиналось, и довольно бойко – с задором, с верой. «Процесс пошёл», выражаясь по-горбачёвски, но был придушен. 

Я помню, в 1987 году я купила на рынке в нашем посёлке детскую полосатую шапочку с помпоном и однотонный шарфик в придачу. Стоил он немало – 8 рублей. Я была очень довольна - не просто обновкой для сына, а испытывала что-то вроде патриотической радости: наконец, у нас появились частные предприятия, лиха беда – начало, то ли ещё будет! Почему-то запомнилось: иду с рынка и думаю эту мысль. Я была горячей сторонницей новой жизни и очень хотела в неё встроиться и в ней участвовать. Шапочка была символом чудесных перемен и сияющих перспектив. Кстати, шапочка оказалась очень хорошая, какая-то безразмерная. Её долго носил сын, и носил бы и дальше, но в какой-то момент кто-то из друзей назвал её «девчачьей», и он потребовал более мужественного головного убора. Я затолкала шапочку в дальний угол, и она дождалась дочку, которая тоже долго носила кооперативную красоту. Теперь изделие тех давних кооператоров, не сильно даже полинявшее, ждёт моих будущих внуков. 

Для того, чтобы этот манёвр был результативным, чтобы кооперативы выросли, а не увяли, надо было, разумеется, держать руль крепко в руках. В частности сохранить государственную монополию внешней торговли. Не пошлины – с этим всегда можно договориться, а именно монополию. 

С рулём у нас вообще вышло поразительное дело. Когда едешь по хорошей дороге, с малым движением, в отличную погоду – руль можно придерживать одним пальцем, глядя по сторонам и болтая с пассажиром. Но если надо сложно маневрировать, да дорога колдобистая, незнакомая, да ни зги не видно – тут самый опытный водила вцепится в руль обеими руками да прикрикнет на пассажира, чтоб болтовнёй своей не отвлекал. У нас же в Перестройку произошло строго обратное: приготовившись совершить трудный манёвр, начальники наши руль отпустили и пустились в исступлённую болтовню, прозванную «гласностью». Ну, естественно «езда в незнаемое» закончилась в кювете. Но это так, маленькое отступление. Вернёмся к производству. 

Из этого и подобного мелкого производства за двадцать лет могло бы вырасти более крупное. Но государство должно было чётко и понятно заявить, что оно именно стремится вырастить собственную лёгкую промышленность силами частников. Эту деятельность оно поддерживает, торговлю, положим, не поддерживает (она сама развивается, это проще), а финансовые спекуляции, фондовый рынок – запрещает. 

Поле деятельности для мелко-среднего частника – это переработка сельхозсырья с постепенным налаживанием пищевых производств. Это в какой-то мере происходит, поскольку очень уж это естественное и лежащее на поверхности применение труда частника. 

На каких-то этапах и большое производство могло стать частным, но это дело дальнейшего развития.

Но ожидать, что вот так, невесть откуда, возникнут сложные, высокотехнологические производства – это либеральные фантазии велемудрых советников наших тогдашних начальников. Когда вспоминаешь перестроечные грёзы всех этих академиков и профессоров экономики, начинаешь догадываться, почему в статьях Ленина слово «профессор» было ругательным. Гораздо ругательнее, чем обиходные, а потому никого не впечатляющие, матюги современного интернета. 

Технические отрасли, машиностроение, химия – это всё должно было остаться в руках государства. И сегодня созданием этих производств может заняться ТОЛЬКО государство: больше - не-ко-му. Эти отрасли требуют большой научной базы: частник что ли этим будет заниматься? Не смешите! Чем раньше мы это поймём, тем меньше времени потеряем. 

Тут важно ещё вот что. 

Вокруг большого и государственного предприятия – могут и должны существовать мелкие вспомогательные производства, мастерские. Капитализм постоянно рождается из мелких мастерских, которые создаются вокруг большого производства, - писал Ленин в 1908 г. в статье «О ревизионизме». (Он считал, что эта «мелочёвка» и есть рассадник ревизионизма; и, между прочим, правильно считал, но это отдельная тема). 

Как это происходит расскажу на примере так называемого «антипригарного коврика», которым мы торгуем и который я часто использую в своём домашнем обиходе. Хорошая штука: стелешь на противень – и ничего не пригорает, даже любимое моими детьми «бизе», которое наполовину состоит из сахара и пристаёт к любой поверхности. Так вот материал этого коврика разработан большим немецким концерном. Они выпускают это покрытие в огромных количествах для различных надобностей. Им, в частности, иногда покрывают детали некоторых механизмов – разные, в общем, применения… 

А есть маленькая семейная фирмёшка, которая режет материал (это что-то среднее между тканью и бумагой), закатывает его в трубочки, укладывает в коробочки и доводит до покупателя. Концерну это мелко, а им – в самый раз. Недавно они изобрели специальную нарезку материала, чтобы можно было стелить в сковородку для лучшего изготовления яичницы. Они производители? В общем-то, да, но производители специфические; они плывут в кильватере большой корпорации. 

Много разных возможностей можно найти в этом кильватере, если поискать. Вот у нас нельзя возобновить анитпригарное покрытие на литых алюминиевых кастрюлях: ободралось – выбрасывай кастрюлю. А в Германии – пожалуйста. У меня сковорода облупилась – и всё, а у них можно покрыть заново. Хочешь – жди, когда твою кастрюлю-сковороду покроют заново, а не хочешь ждать – возьми из обменного фонда, а твою заберёт кто-то другой. У нас в моё детство так чинили будильники: приходишь и обмениваешь на исправный, а твой, когда починят, попадёт к кому-нибудь другому. Этим делом тоже занимается та самая семейная фирма. Это производство? 

Мелкое производство около больших предприятий и у нас могло бы возникнуть. Притом без особых усилий со стороны большого предприятия. Так и произойдёт, если наше государство возьмётся за индустриализацию. Это будет мастерская тёщи начальника? Пусть так! Это хорошо, если мастерская тёщи начальника будет делать что-нибудь полезное, а не выводить активы из большого предприятия, уничтожая его, как это происходит сегодня, когда большое предприятие приватизируется, а потом разоряется. 

Вот такова примерно может быть роль частника в нашей будущей индустриализации. Ничего особенного и ничего нового? Совершенно согласна. Новое в том, чтобы это – сделать. Частник – он парень гибкий, он пристроится и подстроится. Надо только ясно указать ему его место в народном хозяйстве. Я попыталась очертить его роль. 

В следующий раз – о роли иностранцев в нашей индустриализации. И в самом конце – по многочисленным просьбам читателей – ЗАЧЕМ она нужна, индустриализация? Мне казалось, я уже сказала об этом. Ан нет, просят ещё. Плохо, наверное сказала, постараюсь получше.


Источник