О революционном пораженчестве

Герман Ахметшин пишет:

"В любом случае, бороться за поражение империализма лучше для революции, чем бороться за "защиту отечества". По крайней мере, с точки зрения пролетарского интернационалиста, а не с точки зрения подлого социал-шовиниста Бунтуев"

Пораженчество далеко не всегда полезно для дела революции. К примеру, Маркс и Энгельс во время Крымской войны были такими же "подлыми социал-шовинистами", как и Бунтуев. Вообще, рассуждения в духе: "раз у власти реакционеры-эксплуататоры, значит мы априори должны быть пораженцами" являются вульгаризацией марксизма-ленинизма. Классики марксизма выводили пораженческую тактику не из голого указания на классовую природу того или иного государства (как это делают Гачикус и его апостол Ахметшин), а из анализа конкретно-исторической ситуации, из той самой "конъюнктуры", в которую плевался Троцкий в полемике с Шахтманом: "политику пораженчества Ленин выводил из империалистского характера войны; но он на этом не останавливался: империалистский характер войны он выводил из определенной стадии в развитии капиталистического режима и его правящего класса. Именно потому, что характер войны определяется классовым характером общества и государства, Ленин рекомендовал, при определении нашей политики по отношению к империалистской войне, отвлекаться от таких "конкретных" обстоятельства, как демократия и монархия, агрессия и национальная защита. В противовес этому Шахтман предлагает нам поставить пораженчество в зависимость от конъюнктурных условий" ("От царапины - к опасности гангрены"). В споре о революционном пораженчестве между Гачикусом и Трофимовым был прав Трофимов, а в аналогичном споре, который имел место за 70 лет до этого между Троцким и Шахтманом, прав был "конъюнктурный пораженец" Шахтман. Ленин потому выступал за поражение всех сторон первой мировой войны потому, что "при ДАННОМ ПОЛОЖЕНИИ НЕЛЬЗЯ ОПРЕДЕЛИТЬ, с точки зрения международного пролетариата, поражение которой из двух групп воюющих наций было бы наименьшим злом для социализма" (Война и российская социал-демократия). То, что Ленин отказывался выбирать "меньшее зло" между Антантой и Тройственным Союзом, вовсе не означает, что он считал логику "меньшего зла" в принципе порочной, исключая возможность возникновения ситуации, когда один из империалистических блоков будет "меньшим злом" для пролетариата. Такая ситуация возникла в период Второй Мировой, где наименьшим злом для пролетариата была Антигитлеровская коалиция, поскольку ее победа означала для пролетариата 1) Сохранение буржуазно-демократических свобод в странах Запада, ВПЛОТЬ ДО СВОБОДЫ ПОРАЖЕНЧЕСКОЙ ПРОПАГАНДЫ. Например, в США во время войны выходил журнал "New International", на страницах которого троцкисты-третьесистемники (Макс Шахтман и др.) проповедовали революционное пораженчество. И что самое интересное, никого из них за это не сгноили за это в концлагерях! Впрочем, если бы и сгноили, так им и надо, поскольку пораженческая пропаганда шахтманов несла один вред. 2) Коллосальный удар по всему ультраправому спектру мировой политики, "центром притяжения" для которого являлись страны "Оси", признание фашизма преступной идеологией, "антифашистский консенсус", гонения на современные ультраправые партии как на "наследников исторического фашизма". Когда же мы ставим победителей фашизма (США, Англию, Францию, СССР) на одну доску с фашистскими государствами (Германией, Италией, Венгрией, Японией и т.д.), мы тем самым ставим под сомнение справедливость послевоенного суда над фашизмом.

На это Ахметшин отвечает следующее:

"Сравнивать насквозь прогнившую феодальную Россию периода Крымской войны с развитыми капиталистическими державами Германией, Италией и Японией - более несерьёзных перлов со стороны гражданина, претендующего на звание серьёзного марксистского теоретика, трудно представить"

Итак, Герман Ахметшин считает историческую параллель между Второй Мировой и Крымской войнами некорректной, поскольку все основные участники ВМВ стояли примерно на одном уровне социально-экономического развития, представляя собой развитые капиталистические державы, в то время как во время Крымской войны насквозь прогнившая феодальная Россия противостояла буржуазной Европе. Следовательно, если в 1853-1856 годах оставался хоть какой-то простор для "революционного оборочества", то в 1939-1945 годах такого простора не было. Однако, Герман Ахметшин забывает, что главным противником России в Крымской войне была Османская Империя, являвшаяся даже более прогнившим феодальным государством (современниками она была прозвана "больным человеком Европы"), чем Россия. Несмотря на это, вся просвещенная Европа, включая классиков марксизма выступила на стороне Турции против России, поскольку царская Россия - "общеевропейский жандарм" была намного опаснее пусть и более мракобесной, но все же более слабой Турции. Протурецкая тактика выводилась не из анализа классового характера Турции и России, а из соображений "конъюнктурного", "геополитического" характера, согласно которым сокрушение России как главного оплота "старого порядка" в Европе было намного важнее осуществления права на самоопределение угнетенных Турцией народов (славян и греков). Аналогия между Крымской и Второй Мировой войнами напрашивается сама собой, поскольку в 1930-1940е годы гитлеровская Германия играла ту же самую роль "мирового жандарма", что и Россия веком ранее. Против этого "мирового жандарма" и объединились в 1941-1945 годах США, Англия и СССР. Ахметшин и его учитель Гачикус любят попрекать "официальное" коммунистическое движение за то, что оно во имя интересов антифашистской борьбы "предало" национально-освободительные движения в колониях, в особенности ту их часть, которая не побрезговала пойти на союз на со странами Оси (примером может служить коллаборационистская "Свободная Индия" Чандры Боса, которую по указке из Москвы осудили индийские коммунисты), но эта позиция промосковских коммунистов на тот момент была вполне оправданной, как и отказ Маркса и Энгельса поддерживать "национально-освободительные" движений славян, а также сталинская политика выселения антикоммунистически настроенных народов. Но если "коллаборационизм" Чандры Боса может быть исторически оправдан тем, что он никак не помешал разгрому стран "Оси", и в тоже время помог индийскому народу освободиться от ига британских империалистов, то ничто не может оправдать прогитлеровского коллаборационизма антисталинских "коммунистов" вроде Мелетия Зыкова, их участия в РОА и предприятии "Цеппелин".

Далее, Ахметшин обрушивается с филиппиками на Нюрнбергский трибунал:

"обратите внимание: Бунтуев оправдывает показное судилище одних империалистических подонков над такими же империалистическими подонками! Бунтуев не считает фашизмом выселение целых народов сталинской бандой буржуазных контрреволюционеров и империалистов, бомбардировки Хельсинки и Таллина сталинской авиацией, бомбардировки Дрездена авиацией разбойничьего американского империализма, геноцид алжирского народа французскими палачами и атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки! Какие нахрен "победители фашизма" - Сталин, Черчилль, Рузвельт и де Голль?! Да это фашисты в чистом виде!"

Во-первых, указанные Ахметшиным факты не имеют никакого отношения к определению фашизма как антидемократической диктатуры крупного капитала (об отношении Ахметшина и его учителя Гачикуса к термину "фашизм" мы поговорим отдельно). Во-вторых, вопли Ахметшина о Дрездене и Хиросиме ничем не отличаются от воплей гитлеристов ("пораженцы слева" вообще мало чем отличаются от "пораженцев справа"). Волей или неволей Ахметшин льет воду на мельницу современных ультраправых, которые заинтересованы в реабилитации исторического фашизма. Поскольку наличие "нюрнбергского клейма" мешает ультраправым стать полноправными субъектами политики, они всеми силами заинтересованы в обелении исторического фашизма А) путем отрицания преступлений исторического фашизма (классическим примером является пресловутый "ревизионизм Холокоста", который, кстати, поддерживается Ахметшиным, считающим, что "холокост - это миф, сфабрикованный сионистами") Б) путем "запомоивания" держав-победительниц, которые якобы "ничем не лучше, и даже хуже Гитлера" (в качестве "компромата" используются бомбардировки Дрездена, Хиросимы, Нагасаки, выселение "нелояльных" народов в сталинском СССР и концлагеря для японцев в США, лозунг "убей немца", изнасилования немок советскими солдатами). Кстати, в других своих комментариях Ахметшин вспоминает про "изнасилованных немок" и лозунг "убей немца", показывая свое ментальное родство с раскритикованными Гачикусом анархистами из почившей в бозе "Группы пролетарских революционеров-коллективистов": "В статье ["ЧТО ОНИ ПРАЗДНУЮТ 9 МАЯ?"]... говорится о том, что в СССР культивировался антигерманский национализм – «Убей немца!». Но ведь без учёта экономики нельзя понять, прогрессивный это лозунг или нет. Абстрактно тут рассуждать – значит замазывать суть вопроса. Если нация угнетённая, тогда лозунг этот – прогрессивный. Пример – революционное восстание чеченцев осенью 1917 г. под лозунгом «Бей русских!» - даже Орджоникидзе, который был скорее великорусским шовинистом и не питал особой симпатии к борьбе Кавказа против российского господства, признавал, что движение под этим лозунгом – революционное. Лозунг же «Убей немца!» со стороны России был непрогрессивен именно потому, что Россия была такой же империалистической нацией, как и Германия. ГПРК пишут о том, что советские солдаты насиловали немецких женщин – хотя в любой войне с любой стороны можно найти такие случаи, и они ничуть не доказывают прогрессивность или реакционность данной войны (революционные рабочие и матросы, бравшие Зимний, тоже одну женщину из батальона охраны изнасиловали). Дикое отношение мужчин к женщинам, сильных к слабым, как и дикость вообще, – это порождение эксплуататорских обществ, дикость и сегодня царит в пролетариате – но это не доказывает, что пролетариат является нереволюционным классом" (Обзор современного коммунистического движения в России). Вместо того, чтобы проливать крокодиловы слезы о "бедных немцах и японцах" (после всех преступлений немецкого фашизма по отношению к оккупированным народам Европы и СССР, а также после всех преступлений японского фашизма по отношению к китайскому народу!), не мешало бы вспомнить знаменитую фразу Энгельса о том, что "В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом" (ПСС, т.6, с.186). Немцы заслужили Дрезден, а японцы - Хиросиму, и автор этих строк готов взять на себя за все "преступления", совершенные союзниками по отношению к германскому и японскому народу. Тем более, что все эти "преступления" в конечном счете пошли только на пользу и Германии, и Японии, и неудивительно, что те же немцы до сих пор празднуют 9 мая и не торопятся сносить памятник советскому Воину-Освободителю в Берлине. А что касается Японии, то здесь была права уважаемая Ахметшиным Новодворская: "меня совершенно не ужасает неприятность, приключившаяся с Хиросимой и Нагасаки. Зато смотрите, какая из Японии получилась конфетка. Просто "сникерс". Семерка в Токио заседает, парламент либеральный имеется. Игра стоила свеч" (Не отдадим наше право налево!). Теперь рассмотрим отношение Ахметшина к самому термину "фашизм":

"термин про "открытую террористическую диктатуру буржуазии" выдумал вообще сталинист Димитров. Для Ленина же не существовало принципиальной разницы между "свободной" и "демократической" Англией (или Францией) и "деспотической" Германией - любых скольки-нибудь последовательных социалистов сажали или расстреливали и там, и там. Любая "демократия" по отношению к буржуазным движениям (в том числе прикрывающимся красным флагом, например, сталинистским компартиям Пальмиро Тольятти и Мориса Тореза) оборачивается не менее свирепыми, чем, в "фашистских" странах, репрессиями по отношению к пролетариям, к действительным коммунистам. В эпоху империализма все великие державы проводят одинаковую политику - кто не понял этого, тот ничего не понял в ленинизме. Даже во Франции в 1939 году была запрещена сталинистская компартия, о чём жаловался Молотов в одном из своих выступлений"

Здесь Ахметшин вновь некритически повторяет заблуждения своего учителя Гачикуса, который отрицает различие между "фашистской" и "демократической" формой диктатуры империалистической буржуазии: "Слово «фашизм», ещё раз повторю, размазанное, ненаучное. Сталинисты называли «фашизмом» Германию и Италию, но «почему-то» не называли США, Англию и себя. Это – извращение ленинской теории об империализме" (Письмо Марлену Инсарову). В статье "Нужно ли коммунистам бороться за демократию?" мной уже было показано, что взгляды Гачикуса преставляют собой уклон в сторону империалистического экономизма, против которого сам Гачикус активно борется в своих статьях. Под влиянием данной моей статьи Ахметшин первончально сдвинулся к более правильной точке зрения (статья "По поводу полемики Гачикуса с Бунтарём о фашизме и демократии"), но затем подверг себя самокритике и вновь встал на истинно-гачикусистскую точку зрения (статья "Мои старые болячки и Александр Гачикус"). Гачикус отвечает на мою критику следующим образом:

"По Бунтарю выходит, что есть 2 вида империалистической буржуазии – реакционная («фашистская»), и прогрессивная. Это – неверно. Марксизм справедливо учит, что политика определяется экономикой, в применении к данному случаю это означает, что раз данная буржуазия вступила в империалистическую стадию, то она является реакционной. Бунтарь же, заявляя обратное, фактически отходит от марксистского детерминизма («определяемости», обусловленности) политики экономикой, т.е. показывает себя идеалистом. Выходит, что для него империализм – «дурное свойство отдельных народов», как говорил о Каутском Ленин. В качестве подтверждения своего тезиса о том, что есть 2 вида империалистической буржуазии, реакционная и прогрессивная, Бунтарь приводит в пример буржуазно-демократическую революцию 1991г. в России, когда «демократы» сменили «коммунистов». Бунтарь справедливо признаёт, что «демократы» были выразители интересов прогрессивной буржуазии, тогда как «коммунисты» были «фашистами». Да, это верно, но империалистической, монополистической буржуазией (точнее, выразителями интересов империалистической буржуазией) «демократы» на момент своего прихода к власти не являлись! Нет, они были выразителями интересов немонополистической буржуазии, среднего класса, в отличие от правящей советской империалистической, монополистической буржуазии! В этом вся суть. А империалистической, монополистической буржуазией тот класс, который пришёл к власти в России в 1991г., начал становиться с 1993г., с расстрела Верховного Совета, с 1-й чеченской войны, окончательно превратившись в таковую к 1999г. (напомню, что скорый приход к власти «силовиков» уже «чувствовался», прогнозировался и живо обсуждался многими молодыми левыми активистами в 1997-98 гг.)" (Новое движение и старые болячки).

Итак, согласно Гачикусу для империализма "нормальным" состоянием является фашизм, а что касается буржуазной демократии, то она возможна лишь в результате кратковременных "вспышек", когда власть переходит к немонополистической буржуазии, и только до тех пор, пока последняя не вырастет в монополистическую. Здесь мы видим у Гачикуса непонимание того, что не только империалистическая, но и любая буржуазия является реакционной, антидемократической по отношению к пролетариату. Даже в эпоху Великой Французской Революции, когда буржуазия была на пике своей революционности, якобинцы репрессировали пролетарскую партию "бешеных", а еще ранее Кромвель разгромил движение диггеров в Англии. На эту ошибку Гачикуса обращает внимание представитель "Свободно-коммунистического союза" Анатолий Дубнов: "Неверно утверждает Гачикус, что буржуазия становится реакционной, когда устанавливается империализм. А что в капитализме нет буржуазной реакции и буржуазия нереакционная? Буржуазной формации независимо от ее форм, ступеней и разновидностей, характерно существование буржуазной реакции. Конечно, какая-то часть буржуазии может быть прогрессивной и особенно прогрессивная буржуазия бывает в тех случаях и условиях, когда она уничтожает феодализм и строит свое буржуазное общество, буржуазную формацию, что является прогрессивным переходом, в том числе и та буржуазия, что разрушает свою диктатуру" (Реверс старых болячек в новые и А. Гачикус). Безусловно, буржуазии суждено проявить в полной мере свою реакционность только в эпоху империализма, более того, я писал в одной из своих прежних статей о том, что когда капиталистическая цивилизация окончательно вступит фазу своего заката, вполне возможно, что в буржуазных странах на смену демократическим республикам повсеместно придут фашистские диктатуры, или даже абсолютные монархии. В приведенном мной в статье "Нужно ли коммунистам бороться за демократию?" прогнозе "левого коммуниста" Отто Рюле о бессилии демократии перед фашизмом, есть большая доля здравого смысла, однако этот прогноз оказался преждевременным. Как показала история Второй Мировой Войны, а также послевоенная история, империализм еще не созрел для окончательной фашизации. И российская, и западная буржуазия еще может, говоря языком самого же Гачикуса, "отчасти позволить такую «роскошь», как империализм в «классическом» английском духе, со свободой слова". Короче, главная проблема Гачикуса состоит в том, что он слишком грубо, вульгарно противопоставляет империализм и доимпериалистический капитализм, империалистическую и неимпериалистическую буржуазию. С одной стороны, Гачикусом преувеличивается демократизм доимпериалистического капитализма (можно подумать, до вступления капитализма в стадию империализма демократические свободы никогда не ущемлялись в интересах буржуазии), идеализируется немонополистическая буржуазия как "демократический класс" (отсюда - народническое отрицание прогрессивности сталинской коллективизации: хитро замаскированное под "критику народничества" у самого Гачикуса и откровенно народническое у его ученика Ахметшина). С другой стороны, Гачикусом преувеличивается антидемократизм империалистической буржуазии: любой зажим демократических свобод в империалистических странах (как в России, так и в США) Гачикус использует как повод для того, чтобы кричать о "фашизме". Гачикус приводит в доказательство своей точки зрения, выражаясь языком Сталина, "рискованные исторические параллели" вроде этой: "свержение кайзера – крах КПСС, потом Веймарская республика – ельцинская Россия («национальное унижение» со стороны США и Англии), потом кризис, потом поджог рейхстага, приписанный коммунистам (соответственно, взрывы домов в Москве, приписанные ваххабитам)" (Новое движение и старые болячки (продолжение)), при этом, реально имеющие место и в России, и на Западе демократические свободы Гачикусом и Ахметшиным либо отрицаются, либо рассматриваются как нечто несущественное.

Впрочем, здесь у Гачикуса может появиться повод для окончательного обвинения меня в антиленинизме, полном отрицании ленинского учения об империализме и социал-шовинизме. "Получается, Ленин "утопал в империалистическом экономизме", рассматривая позиции всех империалистических держав в 1-й мировой войне как одинаково реакционные? Получается, правы были французские социал-шовинисты, выводившие свою оборонческую тактику из того, что во Франции был "свободный" капитализм, а в Германии - "полукрепостнический"? Или, может быть, правы были германские социал-шовинисты, оправдывающие свое оборончество устаревшими рекомендациями Энгельса?" - спросит Гачикус. Однако, в том все и дело, что применительно к ПМВ ленинский анализ воюющих сторон был абсолютно точным. Если мы поближе присмотримся к участникам ПМВ, то неизбежно увидим, что по уровню антидемократизма они действительно стояли примерно на одном уровне. Ни в одной стране - участнице ПМВ не было откровенного деспотизма, как в гитлеровской Германии, везде имели место начала буржуазного конституционализма и демократических свобод. Даже российская монархия к тому времени уже пережила свой 1905-й год, и ее политический облик был уже не тот, что в эпоху Крымской войны, не говоря уже о кайзеровской Германии. С другой стороны, такие "эталоны демократии" как Англия и Франция во время войны "опустились" на уровень Германии и России. Ленин, как отмечает Владимир Котемякин, критикуя Ахметшина, просто "не застал фашизм во всей его красе". Механически переносить ленинский анализ 1-й мировой войны на 2-ю мировую, втискивать сложившуюся в эпоху 2-й мировой конкретно-историческую ситуацию в прокрустово ложе примитивно понятого "пораженчества", мы сможем только благодаря сильному упрощению действительности, игнорированию общеизвестных фактов. У Гачикуса и Ахметшина имеет место метафизический, схоластический подход, сродни гегелевской формуле: "если факты против нас, тем хуже для фактов". Но если Гегель, будучи великим метафизиком, был в тоже время великим диалектиком, то Гачикус и Ахметшин вообще к диалектике особого интереса не проявляют и являются позитивистами. Позитивистско-прагматический подход проявляется у Гачикуса и при анализе классовой структуры общества, но об этом мы поговорим в следующей статье.

Источник