Эрозия личности и деградация масс

А. Леонидов(Филиппов)
     В условиях массовой дегенерации простого человека даже самая тираническая и самодержавная власть не в силах провести в жизнь никакого решения. Но именно массовая дегенерация простых людей стала основным предметом истории второй половины ХХ века.

   Люди на всей планете своими руками демонтируют сложные и сверхэффективные аппараты жизнеобеспечения, разрушают институты предсказуемости, утрачивают уважение к достоинству человека и самоуважение.
   Дешевеет человеческая жизнь, тупеет человеческая мысль, разлагаются межчеловеческие связи и системы взаимных гарантий, взаимных обязанностей. В Европе распадаются социальные государства, в США – «общество двух третей», в России гниют начатые в 1992 году либерально-рыночные реформы, и все это звенья одной зловещей цепи.

   Эрозия личности ставит власть в безвыходное и дурацкое положение. Дело в том, что 99% всех наших действий и поступков – добровольно-принудительны. Невозможно приставить к каждому рабочему конвоира, чтобы штыком загонять его на фабрику. Поэтому – хотя поход на фабрику и не очень доброволен – он, если подумать, и не совсем принудителен.

   Механизм власти подобен механизму страховой конторы. Как страховая контора не может заплатить обещанную компенсацию сразу всем застрахованным, так и власть не может применить насилие ко всем подданным сразу. Страховая статистика строится на том, что на 100 страховок будет не более 1 страхового случая, и потому страховщик может выплатить 100 руб. одному пострадавшему, собрав со ста возможных пострадавших по 2 рубля.

   То же самое и власть. В нормальном обществе власть вмешивается только в редких, исключительных случаях, когда общественные механизмы (общины, гражданского общества) перестали работать. В нормальном обществе большинство людей знает о существовании карательного аппарата государства только из детективов.

   Работать иначе государство не может, как не может страховщик выплатить страховое возмещение при тотальных убытках у всех застрахованных. Страховщик объявляет банкротство, и государство вынуждено будет объявить банкротство.

   Личность характеризуется ещё и тем, что сама в себе имеет какой-то закон, который исполняет независимо от карательных мер государства. Этот закон личности не всегда на 100% совпадает с государственным законодательством, но в общем и целом позволяет человеку оставаться законопослушным (самому себе) и в тех ситуациях, когда надсмотрщик с палкой не стоит над душой. Как говорили в СССР – «совесть – лучший контролер».

   Власть не может постоянно караулить всех своих подданных (хотя бы потому, что «кто будет сторожем над сторожами?»).  Но отойти от подданного власть может только в том случае, если его поведение хотя бы в общих чертах ПРЕДСКАЗУЕМО. А предсказуемо оно через цельность характера, через устойчивость личности.  Я отвернусь, и ты не ударишь мне ножом в спину – говорю я о друге. Откуда я знаю, что он не схватит нож? Оттуда, что я знаю его самого, знаю, что мы не ссорились, что он нормальный человек, и как нормальный человек – предсказуем, а потому могу в безопасности стоять к нему спиной.

   Власть всегда стоит на статистике страховых случаев. Власть может быть, если убийц среди её подданных не более х%, воров – не более у%, и т.п. Пока власть укладывается в статстику страховых случаев, она может эффективно среагировать на ЧП. При этом – ведь очевидно, что БОЛЬШИНСТВО ОБЩЕСТВА ВСЕГДА ПОЛУЧАЕТ ДОВЕРЕННОСТЬ НА САМОУПРАВЛЕНИЕ. Меня пускают в мой дом вечером, уверенные, что я не снесу голову жене и не повыкидываю детей в окна. Если бы такой уверенности не было – пришлось бы пускать меня в мой дом только в сопровождении постового. А где взять столько постовых – чтобы дежурили в каждом доме, да ещё и в сговор с потенциальным преступниками не вступили?!

   Именно поэтому христиане и были убеждены, что для них – при условии праведности – власти не существует. Внутренние нормы праведника гораздо строже формального гражданского закона, а потому праведник никогда и не вступит в контакт с запретами закона. Нормальная, психически здоровая личность делает так, что закон для неё ни в чем не выступает преградой – потому что ни в чем не преступается.

   Вот почему деградация личности выступает самой серьёзной и самой кошмарной проблемой для политической власти. Если власть не может опереться на миллионы целостных предсказуемых личностей, то её, можно считать уже фиктивной. Массовая деградация личностей приведет к тому, что приказы власти либо вообще не будут исполнятся (обрыв линий связи), либо будут испольняться особо извращенным, искажающим образом (проблема глухого телефона).

   Личность – это система. В личности все поступки и желания объяснимы через главную идею, которая, собственно, и формирует личность. Нетрудно поэтому понять, что нарастание в душе человека хаоса и бессистемности, утрата соподчиненности желаний (главных и второстепенных) разрушает личность.

   Мотивация «хочу» обязательно должна быть связана с продолжением «… потому что…». Человек объясняет свое желание себе и другим через свой идеал, и это, собственно, формирует как социум, так и человеческую личность. Все желания психически здорового человека через «потому что» связаны с его ключевой идеей, разделяемой всем окружающим обществом.

В христианской цивилизации аксиоматический центр – «возлюбить Бога и ближнего», официально объявленный «первой из заповедей». И если я чего-то хочу, то мотивирую это любовью к Богу и заботой о ближнем. Это и делает меня психически здоровым. Это делает возможным спор, дискуссию: можно доказать что принятое решение противоречит центральной ценности – и переубедить человека. Все желания и поступки стянуты в единую систему, согласуются между собой, соответствуют друг другу и имеют иерархию приоритетов: мол, это главное желание, а то второстепенное, может и подождать…

   Мало кто из социологов даже бегло рассматривал ситуацию, в которой человеческое «я хочу» отделилось бы от «…потому что…» и зажило бы собственной, независимой от всего остального жизнью. Немотивированные «хотелки» формируют маньяков и выродков.

   Во первых, стремительное сужение круга «ближних» - тем, ради блага которых человек готов работать и вообще «напрягаться». В идеале христианской цивилизации «ближний» - это любой, кто принадлежит к биологическому виду  Homo sapiens.

   В современной западной авангардной группе модерна «ближними» не считаются уже даже дальние родственники, за «своих» принимаются только жена и дети, но уже не племянники. Отмирает даже свойственное язычеству узкое своячество большого рода (племенная солидарность), возникает атомарный человек-одиночка, в высшей степени социально-уязвимый. ЛЮДИ НЕ ЗАБОТЯТСЯ ДРУГ О ДРУГЕ, СВАЛИВАЮТ ЭТО НА ГОСУДАРСТВО, ЗАБЫВАЯ, ЧТО ИХ ГОСУДАРСТВО ИЗ НИХ ЖЕ И СОСТОИТ. Как может государство позаботиться о слабых, если никто из его сильных граждан о слабых заботиться не желает и даже брезгует?!
   Во-вторых, стремительно сужаются временные рамки расчетов и планирования, вместо проектов на годы и века человек мотивируется только кратковременным, сиюминутным результатом. ЛЮДИ НЕ ПОМНЯТ ПРОШЛОГО И НЕ ЗАБОТЯТСЯ О БУДУЩЕМ. Это так же делает их крайне уязвимыми.

   Человек, которому наплевать на окружающих, и даже на  себя самого в долгосрочной перспективе, человек, который ради сиюминутного кайфа пустит по ветру как интересы общества так и свое собственное будущее – очевидным образом выступает НЕЖИЗНЕСПОСОБНЫМ ДЕГЕНЕРАТОМ. Однако постхристианская цивилизация плодит именно таких людей, при чем в неимоверно возрастающих количествах. Это, в частности, объясняет очевидный современный крах рациональности, логического мышления, житейского здравого смысла и трезвомыслия, заменяемых в массовом порядке иррационализмом, интуитивизмом, монолитно-универсальным «чувствованием» вместо разума и познания. 

   Возрождение рационализма немыслимо, однако, без реставрации АКСИОМАТИКИ МАСС, базовых, фундаментальных норм, всеобщих, необсуждаемых, непоколебимых, принимаемых фанатично и некритически. Того, за что люди без колебаний готовы убивать и умирать. Только от аксиом рациональность в состоянии выстраивать теоремы.
   Интересно в связи с этим отметить, что наибольших успехов наука и рационализм добивались в обществах авторитарных, где были подавляемы цензурой и лавировали между бетонной несокрушимостью догм.
   Там же, где интеллекту давалась полная критическая свобода вне преследований и априортных утверждений – он высыхал и умирал, истончался, как вода без берегов, разливаясь повсюду и утекая в никуда.

Источник