Власть - ручной тормоз русской машины

При нынешней правящей элите никакая модернизация в России невозможна.
Середину «десятых» я встретил в рядах хоть и не верных путинцев, но умеренных сторонников точки зрения «…то кто же?» (поддерживающих Путина и голосующих за КПРФ), и яростным душителем «гидры оранжевой революции». Сейчас, в начале

«два-ноль-двадцатых», я выхожу на оппозиционные митинги под красными флагами новых левых и вроде как превратился в одну из чешуек на хищном теле той самой гидры. Что изменилось? Уж точно не режим, и в этом вся проблема. То, что было более или менее адекватным для ситуации начала 2000-х с точки зрения лавирований между политическими чаяниями условных «либералов», «правых государственников» и «красных», к концу десятилетия перестало удовлетворять каким бы то ни было запросам. Известный журналист Кашин был, безусловно, прав, когда написал свою знаменитую фразу «Положа руку на сердце, можно сказать, что так хорошо, как при Путине, россияне не жили никогда». С этим трудно поспорить, но возникает вопрос — осуществлялось ли развитие страны на фундаментальном уровне или у нас опять получился дом на песке, каким была, к примеру, Российская Империя образца 1913 года, блиставшая ростом статистических показателей, но не выдержавшая испытания мировой войной? 

Политика. Полное отсутствие всякого присутствия

Путин — наследник Ельцина… Отрицая ельцинизм на уровне пропаганды, он активно пользуется всеми сомнительными достижениями политической системы, родившейся под аккомпанемент оркестра из танков и БМП, громивших первый и последний в новейшей истории России демократически избранный парламент. При Путине модель декоративной демократии, созданная в 1993 году, просто достигла высшей фазы своего развития. Наш строй можно называть «суперпрезидентской республикой» или «суверенной демократией», на деле это обычная диктатура, поскольку важнейшие демократические элементы, такие как взаимная независимость и равноправие всех трех ветвей власти или прозрачная система смены первого лица государства, в ней отсутствуют, и все это — благодаря конституции 1993 года. 



Главная проблема ельцинизма, унаследованная нынешним режимом и способная в любой момент поставить на всех итогах развития России жирный крест, — это вопрос о власти, напрямую вытекающий из тех октябрьских событий. После того, что произошло, Ельцин уже не мог позволить себе проиграть выборы или просто уйти в отставку. 

Будущее страны оказалось замкнутым в треугольнике из трех возможных вариантов смены власти: пожизненное правление до последнего инфаркта, революция или передача полномочий преемнику под гарантии. Путин ничего не сделал для того, чтобы найти в этой порочной системе четвертый угол, а его «пересменка» с Медведевым после двух сроков подряд на третий уже не воспринимается всерьез. И опять, как и 12 лет назад, страна поставлена перед выбором между плохим, очень плохим и еще худшим. 

В этом отношении показательно столь часто повторяемое охранителями заклинание «если не Путин, то КТО?», ибо оно отражает весь ужас тех, кто внутренне понимает, что за Путиным действительно следует абсолютная пустота, «конец времен». Но при этом они наотрез отказываются признать то, что виноват в этой ситуации исключительно сам Путин, создавший вокруг себя выжженную землю с полным отсутствием любых политических сил и общественных лидеров, способных продолжить его курс или предложить альтернативу.
Обратная сторона той же медали — при любых раскладах будет сохраняться отличное от нуля число граждан России, уверенных в том, что власть нелегитимна и держится исключительно силой. В критической для страны ситуации их число может вырасти от нескольких сотен до сотен тысяч (как это уже случилось зимой 2011/2012), а затем и до десятков миллионов. При определенных условиях эта идея, кроме последователей, может найти себе еще и штыки. 

Вторым, но не менее важным следствием системы «кривой логики», в которой режим вынужден существовать, стал взятый примерно в середине «нулевых» курс на максимальную деполитизацию населения и его отстранение даже от тех демократических рычагов, которые до сих пор остаются в его распоряжении. Но следствием равнодушия населения к политике, следствием неумения решать свою собственную судьбу, соотнося ее с текущими проблемами власти и общества, в конечном итоге станет равнодушие простого человека к судьбам самой страны. И в тот момент, когда уже на вопрос о дальнейшем существовании не режима, а самой России, должны будут дать ответ активные и деятельные массы, — этих масс под рукой не окажется. Отстраненный от участия в политической жизни человек перестает воспринимать себя частью страны, этот принцип очень хорошо понимали архитекторы авторитарных режимов, создавая для замещения демократических механизмов различные «системы приводных ремней», связывавшие личность и государство. 

Есть идеи? Нам бы русскую…

Но путь трансформации в классический вариант авторитарной диктатуры для нынешнего российского режима тоже закрыт, что вынуждает Путина непрестанно балансировать на доске «управляемой демократии», тратя ресурс власти на постоянную перетасовку подконтрольных политических сил при помощи технологов из его Администрации. Причина — идейный вакуум, существующий, опять же, со времен Ельцина и ничем не заполненный, несмотря на регулярные попытки то окучить национальную делянку, то предаться ностальгии по СССР. Уже забыта «либеральная империя» Чубайса (первая попытка совместить господство «сильной руки» с демократическими институтами), затем в корзину для бумаг полетела «суверенная демократия» Суркова, а сейчас, кажется, решено остановиться на квазимонархическом варианте державного консерватизма с руководящей и направляющей ролью православной церкви. Последнее является уж совсем глубокой архаикой или же неумелой попыткой скопировать франкистскую Испанию — довольно сомнительный образец для подражания.
Сегодня на заданный типичному охранителю вопрос «Для чего существует Российская Федерация?» он способен ответить только мемом-кричалкой «Россия — вперед!», при этом толком не понимая, куда именно «вперед». А раз идеологии, разделяемой большинством граждан страны, у нас нет, то и построение связок между личностью, режимом и страной, обеспечивающих заинтересованность людей в дальнейшем существовании власти и государства в тех формах, в которых они им навязаны, становится делом невозможным. Если гражданин существует отдельно от власти, если каждый прожитый день приносит ему ощущение того, что «здесь от нас ничего не зависит», то рано или поздно общественное сознание поставит знак вопроса не только рядом с властью, но и рядом с той территорией, на которой эта власть себя осуществляет. 

И не случайно ответом на исходящую от охранителей идею о том, что «Россия слишком большая и разная, здесь демократию никак нельзя-с», стало проникновение в образованные круги общества образа Маленькой Европейской Страны в качестве государственного идеала и пока еще робкие, но упорно лезущие отовсюду ростки регионального сепаратизма. Никому не хочется жить рядом с огромной государственной машиной, постоянно рискуя оказаться затянутым в ее шестерни ради непонятно чьих интересов. 

Примеры дела Аракчеева и жестокого разгона московским ОМОНом митинга автотранзитеров во Владивостоке были в этом смысле крайне убедительны. 

Будучи не в силах породить собственную сверхидею, власть на инстинктивном уровне вот уже 10 лет занимается выжиганием идейного поля вокруг себя, внушая населению, что думать ему следует как можно меньше. Порой кажется, что власти так ненавистны любые интеллектуальные проявления, что отказ Путина от публичных выборных дебатов, постоянно создаваемые механизмы контроля над прессой и Интернетом, снижение доступности высшего образования, введение ЕГЭ и попытки перекроить школьное расписание, и даже крайне низкий уровень нашего современного массового кино начинают восприниматься звеньями одной цепи. «От многия премудрости бысть многия печали» — вот наша подлинная государственная идеология. 

Бюрократия.

«Других (нужное вписать) у меня для вас нет»

В чем сходятся власти и оппозиция, так это в своем отношении к коррупции. На словах. Путин говорит, что с коррупцией надо бороться, и Болотная отвечает: «Так точно!», требуя убрать и его самого как главного коррупционера страны. Все сходятся в глубоко ошибочном взгляде на то, что берущий взятки чиновник, выбивающий показания следователь и продажный судья являются болезненным наростом на живом теле системы, и если его удастся какимто образом сковырнуть, то Россия воздушным шариком полетит в светлое будущее. Российская коррупция не просто традиционна, она настолько укоренилась в системе антидемократической власти, насколько это возможно. Под занавес СССР прогремело «Хлопковое дело», затем взятки и беспредел стали верными спутниками дикого капитализма 90-х, регулировавшегося волюнтаристскими методами «сверху». Помимо наследования этой традиции, коррупция путинского периода имеет свою особую природу. 

Согласно непреложным законам истории и политики, любой пришедший к власти лидер обязан найти себе социальную опору, причем армия и флот исключаются: еще Бонапарт заметил, что «на штыке сидеть нельзя», и пошел писать свой Кодекс, создавший французскую буржуазию. Путин выбрал себе в качестве таковой бюрократию, обделенную при раздаче нефтяных активов, и организовал из нее интегрированную «вертикаль власти». Но за поддержку всегда надо чем-то расплачиваться, и расплатой стала «вторая волна приватизации», во время которой обладатели должностей, от управдома до замминистра, превратили оказываемые ими госуслуги в источники дохода. «Управленец» — это слово стало звучать гордо. На предприятиях и в научных институтах лучший автопарк всегда можно увидеть рядом с административными корпусами. 

В 2010 году министр обороны Сердюков как-то проговорился, что «коррупционные расходы» могут составлять до половины гособоронзаказа — и это вовсе не взятки в конвертах. Сегодняшняя коррупция в России — это сложнейшая система, позволяющая «нужным людям» на ключевых постах иметь свою долю практически с любых финансовых транзакций.
Если бы они воровали только наши налоги, пошедшие на тот же оборонный заказ, это было бы еще полбеды. Но мы все ежедневно вынуждены платить в пользу бюрократии особый, коррупционный налог, заключенный в цене любого товара: от автомобиля до буханки хлеба. Из этого же вытекает максима, объясняющая особенности правового творчества нашего псевдопарламента: «Любой новый российский закон следует рассматривать с точки зрения того, как он способен обогатить тех, кто будет следить за его исполнением». 

Еще одна распространенная ошибка — полагать, что власть бюрократии вытеснила и заменила собою власть организованной преступности. Никакой подмены не произошло, просто бандиты подчинились и стали частью системы, их возможности по осуществлению «внезаконного» насилия успешно используются чиновниками в своих интересах там, где нельзя использовать «силовиков», например против оппозиционных наблюдателей на выборах. В обмен на это бандитам позволяется грабить обывателей — в известных пределах, конечно, чтобы «не ушло наверх». 

В СМИ периодически вбрасывается информация об уголовных делах против чиновников, но, как правило, это классическое «брал не по чину и не делился». Булавочные уколы не способны поколебать систему, лишенную общественного контроля и состоящую из легиона чиновников, подотчетных только своему начальству, а также прикрытых партией начальства в Государственной Думе, у которой там по-прежнему большинство голосов. 

Перелом 2011/2012 показал, что эта система уперлась в предел своего развития. Как только закончились «десять лет тучных» и нефтяные котировки поползли вниз, правительство стало урезать статьи бюджета на образование, здравоохранение и социальные программы, возвращаясь от «путиномики» обратно к призраку Гайдара. Обилие косвенных налогов, введенных за последнее время, также поражает воображение, но вершиной глыбы мерзости должен стать готовящийся проект о введении социальной нормы потребления электроэнергии в 75 кВт/ч, сверх которой придется платить уже по повышенным тарифам. «И Россия погрузится во тьму» — этой хлесткой фразой можно все закончить, но… 

Да, эта система убога и не способна к дальнейшему развитию. Но бессмысленно верить в то, что при замене Путина даже на самого честного из оппозиционеров ее черты, оформившиеся еще в позднем СССР, вдруг изгладятся. Вертикально интегрированный (а значит, безответственный) чиновничий аппарат и волюнтаристская система принятия решений сделают тираном даже лучшего из политиков. Бессмысленно выступать против конкретной личности, защищая при этом «тысячелетние традиции», отчуждающие личность от общества и государства. 

Кризис 2008 года поставил вопрос не только о степени справедливости современной финансовой системы, но и о том, что роль гражданина в управлении не должна ограничиваться исключительно опусканием куска бумаги в урну раз в несколько лет. Россия может либо возглавить это движение, явив всему миру пример подлинной демократии, либо оказаться далеко позади.
Алексей БАЙКОВ