Декоммунизация и одичание. Ещё раз об итогах антисоветского двадцатилетия

От августа до декабря мы отмечаем в нынешнем году двадцатилетие развала страны. «Нашей стране двадцать лет», — заявил уходящий президент, но праздника у приверженцев «новой России» не получилось.

Не склеился праздник из мифов о «победе демократических сил» в августе 1991-го. Праздника нет, но есть трагический повод, чтобы мы «итожили то, что прожили» за эти двадцать лет. Не нашлось у тогдашних победителей ни своего Маяковского, ни Эйзенштейна, ни Джона Рида, и в этом есть историческая справедливость. Да и флаг с иноземным названием «триколор», который поднялся над оцепеневшим Кремлём 26 декабря 1991-го, никогда не будет так близок сердцам миллионов, как наше Красное знамя. Мало кто в России твёрдо знает, в каком порядке располагаются на новом флаге цветные полосы. На больших международных форумах среди множества флагов невозможно выхватить взглядом флаг России. Он слишком стандартен, он не выделяется из пёстрой массы, как флаги великих держав, которые с другими не спутаешь, например, США, Великобритании, Китайской Народной Республики или Японии.

Флаг Советского Союза — уникальный художественный образ, рождающий сильные эмоции, ведущий за собой. Красный флаг над броненосцем «Потёмкин» — алое пламя в чёрно-белом кинофильме, флаг, взметнувшийся над рейхстагом, флаг первого искусственного спутника Земли… Он, может быть, самая горькая из несметных утрат минувшего двадцатилетия, когда правители России и их учёные советники заговорили о декоммунизации.


И поехали, поехали…

«За оправдания политики Сталина надо судить!», «7 ноября 1917-го — день национальной катастрофы!», «Коммунизм — преступная идеология!», «Нам нужен новый Нюрнберг — процесс над КПСС и КГБ!», «Декоммунизация! Десталинизация! Десоветизация!» — эти заклинания давно никого не удивляют, мы их слышим ежедневно вот уже двадцать лет. В начале девяностых тогдашний президент России Ельцин во всех международных подворотнях проклинал прошлое родной страны. Правда, этим он не снискал уважения даже у профессиональных антисоветчиков: на Западе журналисты писали о нем главным образом в ликероводочном контексте, а у либеральной общественности в любимцах ходили Джохар Дудаев, Шамиль Басаев, в крайнем случае — Анатолий Чубайс, но никак не Ельцин. Отщепенцев, предателей презирают даже политические попутчики.

Поехали! Разломали и сдали в утиль самолёт Ту-154, стоявший на ВДНХ, возле павильона «Космос». Теперь намереваются сломать и ракету «Восток». Отодрали красную обшивку кресел во Дворце съездов: теперь обшивка там голубая, как кровь аристократа, и никого не смущает, что цветовое решение входило в замысел архитекторов. Наших военных баз на Кубе и во Вьетнаме давно нет, потоплена и орбитальная станция «Мир»… Наконец, Россия ещё в 1994-м окончательно вывела войска из Германии.

По этому поводу на прощальной гулянке президент России пытался дирижировать оркестром и даже нахрипел «Калинку». Думаю, в тот вечер Ельцин крепко выпил не просто так, а с горя: наверное, шевельнулся в душе отзвук военного детства. Он осознавал, что, выводя войска, мы утрачиваем неуязвимость Родины, которую фронтовики завоевали в 1945-м, и привычно заглушал эти тревоги «беленькой». А ведь можно (значит, и необходимо!) было выторговать у Гельмута Коля хотя бы одну военную базу в Германии — на вечные времена. Об этом должен был думать Горбачёв в год объединения Германии, и обязан был думать Ельцин, когда подписывал с Колем первые договоры. Совсем другой статус был бы у современной России, веско звучало бы слово наших дипломатов. Стальной кулак в сердце Европы, в Германии, гарантировал нашу безопасность. На такие факторы вынуждены оглядываться даже террористы, даже они обращались бы с Россией уважительнее, если бы…

Но западнее Калининграда русские солдаты нынче не служат. Как только Россия опустилась на колени, показала слабину, заговорила извинительным тоном — ее окружили кольцом военных баз, а в качестве поощрения дали несколько кредитов, которые вскоре она начала отдавать — разумеется, с ростовщическими процентами. Да еще милостиво пообещали принять в несколько международных клубов и отменить поправку Джексона — Вэника, которая была мерой давления на брежневский СССР из-за ограничения еврейской эмиграции. Но поправка не отменена до сих пор, и до сих пор от нас требуют покаяния и послушания. Причем каяться следует регулярно: «На зарядку становись!» Наши западные «друзья» и их отечественные оруженосцы хотят внедрить в России самобичевание как некую сектантскую мистерию, отдаленно напоминающую религиозные праздники Древнего Египта.

Казалось бы, куда дальше декоммунизироваться? Но дальше — больше. Где наша космическая флотилия, уникальные научно-исследовательские суда, с морей помогавшие исследовать космос? Их декоммунизировали дотла. Флагманы советского флота продаем азиатским странам. Когда в 1892 году британцы продали немцам на утиль «Разящий» — флагманский корабль Нельсона, — хорошие стихи написал Артур Конан Дойл:

Вам не понять, корыстолюбцы:

Не всё на свете продается…

Когда-то Валерия Новодворская вопрошала: «Может быть, мы сожжем наконец проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом сгорит всё дотла, в том числе и мы сами». Они преуспели: вместо Спарты мы становимся карикатурой на вороватый Афинский морской союз, каким его высмеивал Аристофан.

У наших соседей, увы, не лучше

А что принесла декоммунизация нашим соседям, братьям по Советскому Союзу? Везде, кроме Белоруссии, к власти пришли последовательные декоммунизаторы. Одни — из богемной диссидентской среды, другие — перекрасившиеся карьеристы, бывшие выдвиженцы ЦК. На скорую руку переписали учебники истории так, чтобы внушить школьникам, что СССР был тюрьмой народов, Россия — агрессором. Советская власть принесла народам Средней Азии и Закавказья свет просвещения, открыла школы и университеты, создала промышленность и науку. Всё это забыто, задрапировано и проклято.

У нас перед глазами примеры счастливой десоветизированной жизни. Например, таджики, которые переименовали пик Коммунизма в пик Исмаила Самани. А вот ереванцы, которые уничтожили памятник Ленину работы великого армянского советского скульптора Меркурова. Они забыли о том, что именно Советская власть превратила Ереван в крупнейший центр армянской государственности и культуры, собрала в единое целое народ, рассеянный по съёмным квартирам Баку и Тбилиси… Тут же и азербайджанцы — те сломали мемориал Бакинским комиссарам, да и память о Ленине и Кирове тоже постарались выкорчевать…

Президент Узбекистана говорит по-русски не хуже любого московского доцента, но почему в Ташкенте уничтожаются памятники героям Великой Отечественной? Символом дружбы народов была семья кузнеца Шаахмеда Шамахмудова, который усыновил 15 сирот войны. Русские, белорусы, молдаванин, еврейка, татарин, латыш, казах — все они стали детьми этого сердечного и трудолюбивого человека. В начале восьмидесятых в Ташкенте поставили памятник семье Шамахмудова, памятник Дружбе народов. Сегодня он сослан на безлюдную окраину города…

Уничтожение памятников — символический жест огромного значения, за ним стоит стремление откреститься от советского прошлого и в идеологии, и в быту. Можно долго рассказывать и о том, как в декоммунизированных странах сражаются с русским языком и угнетают национальные меньшинства (по сути — угнетают друг дружку). Что же, всем этим народам десоветизация принесла счастье? Многие из них теперь торгуют и роют канавы в России, а оставшиеся на родине — воюют, воюют, и конца не видно бойням.

Когда в Грузии, в Армении, в странах Средней Азии диктаторы расправлялись с компартиями, Россия молчала и даже поддерживала националистические режимы кредитами и дешёвым горючим. Они создавали антисоветские и антироссийские мифы, а наша страна их подкармливала. Российская дипломатия не желает признавать, что, кроме коммунистов и социалистов, в сопредельных странах к России не лоялен никто. Если бы Москва не позволила Шеварднадзе расправиться над Компартией Грузии, вряд ли пришёл бы к власти Саакашвили…

Скоро мы убедимся, что все правители нового поколения в декоммунизированных республиках будут подобны Саакашвили. Потому что декоммунизация молниеносно приводит к русофобии, и это правило распространяется не только на наших соседей, но и на саму Россию. Есть у декоммунизации и другие непременные признаки: всевластие криминала, разрушение системы народного просвещения, как следствие — кровавые междоусобицы, массовая безграмотность, беспризорные дети… Глядишь, по темпам декоммунизации мы догоним Грузию или Таджикистан?

Армию бросили в Грозный и… предали

Трудно спорить с тем, что последние двадцать лет стали для России эпохой, когда меньшинство растранжиривало богатства, созданные большинством в предыдущие семьдесят лет. Но должны же быть и у новой системы какие-нибудь преимущества? В почётном ряду завоеваний постсоветской России особенно часто называют свободу слова и свободный выезд из страны — для путешественников и востребованных на Западе специалистов.

Право свободно путешествовать по Парижам и Мальдивам — это, конечно, неплохо. Только по мне это право не стоит одного дельного чертежа, не стоит одного приличного профтехучилища. История учит, что о благополучии и цивилизационном успехе России можно судить по успехам армии, науки и промышленности, а уж никак не по успехам предпринимателей и правозащитников. Армия для России — великая инстанция! Мы не забываем, как Александр Иванович Куприн, вернувшись в Россию из эмиграции, воскликнул после военного парада: «Сыны народа, сама армия меня простила!» Армия простила — вот кульминация патриотизма.

И тут мы подступаем к особенно трагической теме двадцатилетия. Двадцать лет назад армию уничтожали морально и материально, духовно и физически, чтобы в 1994-м бросить её на ощетинившийся Грозный. Аналогов этому предательству нет даже в истории Смутного времени.

Порядок событий примерно таков. В августе 1991-го победившие в Москве «демократические силы» свергают законных лидеров Чечено-Ингушской АССР — «партократов». В первые дни сентября группировка отставного генерала Дудаева свергает законное правительство Чечено-Ингушской АССР. При этом был убит председатель Грозненского горсовета Виталий Александрович Куценко. Сплотившиеся вокруг Дудаева силы не скрывали ненависти к России и к русскому населению республики, однако демократический Верховный Совет РФ признаёт власть дудаевского Временного высшего совета в Грозном.

Вскоре Дудаев узурпировал власть — и тут Москва вроде бы опомнилась. Результаты липовых выборов «президента Чеченской Республики» Россия не признаёт, но действует противоречиво: то объявляет в Чечне чрезвычайное положение, то отменяет его и приказ о передаче Дудаеву пятидесяти процентов оружия Российской армии, имевшегося на территории Чечни. Речь идёт, конечно, не о ножах и кастетах, а о системах залпового огня «Град», о ракетных установках, об учебных самолётах… И это при том, что любые вооружённые формирования на уровне непризнанной республики были незаконными…

В 1992-м правительство «реформаторов» (его, напомню, возглавляли Ельцин и Гайдар) поставляет на Грозненский нефтеперерабатывающий завод миллионы тонн «чёрного золота». Это позволило Дудаеву сколотить капитал для закупки вооружения. В результате мы получили на территории Российской Федерации недурно вооружённую армию, враждебную России. И в 1992-м, и в 1993 году Российская армия существовала на голодном пайке — военный бюджет по существу обнулили. А осенью 1994-го, видимо, посчитав, что армия уже достаточно деморализована, команда Ельцина начала войну.

Кровопролитные сражения в Чечне через несколько лет перекинулись и на центральные области России. Вся страна выучила слово «гексоген». Чеченская война и невиданный разгул терроризма в нашей стране — это, пожалуй, главные события позорного двадцатилетия. Чеченский кризис был результатом политических игр молодых «реформаторов» и седовласых узурпаторов. Они хорошо утвердили ловкую идею мошенников-интендантов: «Война всё спишет». Несколько лет на Северном Кавказе соколом взвивался Б. Березовский, позировали на фоне танков и другие политики. Отпетые, принципиальные (на свой лад!) индивидуалисты делали свой бизнес. Они не просто не считались со стратегическими интересами общества, народа и государства — они растаптывали, выжигали всё вокруг.

Символично, что это была война без тыла: армию фактически предали. Под новый, 1995-й в Москве открывались казино, развлекательные центры, публичные дома, телевидение гоняло развесёлые кабацкие песни, на дискотеках в моду входили лёгкие и тяжёлые наркотики — и в то же время на грозненском снегу погибали солдаты и офицеры. В этом смысл, суть наступившей эпохи — беззастенчивый распад и кровавое политическое варьете. «Лакеи носят вина, а воры носят фрак» — так поётся в старинной дворовой песенке. Стиль эпохи — карикатура. «Новые русские» как будто взяли на вооружение сатирические «угарные» эпизоды советского кино про нэпманов, белогвардейцев, анархистов и немецких офицеров…

Превращая созидателей в потребителей

Главный враг человека, сформированного «свободным» двадцатилетием, — созидатель, строитель, для которого дело — важнее барыша. Профессионал, настроенный прагматически, но не эгоистично, потому что профессионализм высокой пробы может реализоваться только в коллективе. Новые времена требуют от людей не профессионального мастерства, а мастеровитой саморекламы. Система решает непростую задачу: лишить здравого смысла миллионы человек, чтобы превратить их в нервных, ограниченных потребителей, пускающих слюну на рекламную приманку. Так впаривают не только залежалый товар, но и политиков, систему ценностей, стиль поведения.

В реальности «свободное общество», построенное на преклонении перед частной собственностью, на порабощении большинства меньшинством, всегда было и будет ареной для экспансии эгоизмов. Чтобы легче поработить, чтобы человек деградировал…

И государство «реформаторов» пошло в атаку на просвещение. Началась война с «совками». Для народа это — война с собственным прошлым, занятие совсем не практичное, если, конечно, вы не воюете за иностранные интересы. Неужели мы, как это объявлялось, создаём деидеологизированное общество? Куда там, без идеологии даже галантерейную лавку не откроешь, не то что государство!

Нас призывают отказаться от советских идеалов, а вместо них предлагают, скажем, антикварные ценности «русского зарубежья» и «диссидентов». А ведь любое общество выбирает «символ веры» из галереи исторических героев. И этот выбор требует от нас проницательности князя Владимира, выбиравшего веру. Вспомните, как ответил равноапостольный князь агитаторам за веру иудейскую? «Но где же земля ваша? — спросил их Владимир. — И там ли вы ныне?» Смутились евреи и сказали князю: «Прогневался Бог на отцов наших и расточил нас по всем странам, грехов ради наших; Иерусалим, земля наша, в руках христиан». Внук мудрой Ольги отвечал им: «Как же учите вы иных, будучи сами отвержены от Бога; если бы Бог любил вас и закон ваш, не были бы вы расточены по чужим странам; хотите и нас подвергнуть такой же участи?»

Обратите внимание, с каким прагматизмом рачительный князь относится к выбору веры, к выбору идеологии и государственной стратегии. А ведь это написано в житии святого князя: православная традиция предполагает иррациональный подход, но в государственных делах и святые не манкировали трезвым расчетом. От иудеев не исходила энергия Победы, им не хватало ореола пассионарности, и такие идеалы князь отвергает. Вязкая оторопь поражения сопутствует государственным лидерам Российской империи 10-х годов ХХ века, они несут вкус катастрофы, смуты, обреченности. Не случайно и в эстетике то было время декаданса, распада. Ещё дальше от идеала Победы «хозяева жизни» последнего двадцатилетия.

Хватило дуновения финансового кризиса — и стерлась позолота амбициозных буржуазных проектов, разлетелась по ветру бижутерия Сваровски… Куда ни посмотришь — до советского рубля девяти гривен не хватает. Главная нравственная ценность современного буржуазного, некоммунистического общества — гей-парад. Из всего остального, включая христианство, давно уже научились варить кока-колу и строгать гамбургеры. Единственной исторической альтернативой деградации остаётся социализм — и его пытаются отбросить, закопать, скомпрометировав историю СССР…

А нужно возвращаться к здравому смыслу

Вредна безосновательная, шулерская критика советских реалий, но еще больше — высокомерие, с которым к живому и богатейшему пласту нашей истории прикрепляются ярлыки: «маразм», «тоталитаризм», «серость». Приглядитесь ко всем этажам культуры того времени, и вы увидите отнюдь не примитивный, а разнообразный, полный цветущей сложности материал. Примитивизм и зашоренная однолинейность чаще свойственны коммерциализированным культурам. За двадцать лет, прожитых после развала Советского Союза, мы в этом убедились.
 

Идеология и вопрос собственности неразделимы и взаимосвязаны. В современной России угнетённое большинство и «хозяева жизни» едины в одном — в сознании того, что все мы существуем за счет сибирских месторождений, освоенных отцами и дедами «по призыву партии», за счет сталинской металлургии, устиновской военной промышленности, горшковского флота, пользуемся еще достаточно высоким внешнеполитическим статусом, который был завоеван в 1945-м и в 70-х, а разбазаривался в 1988 — 2011 годах.

Декоммунизация на финансовой подпитке Самотлора и нефтепровода «Дружба» — это всего лишь ещё одна попытка на хромой козе объехать великую эпоху. А нам нужно возвращаться к здравому смыслу после двадцати лет одичания.

Арсений Замостьянов,
по страницам газеты «Правда»

19.12.2011 

Источник