Суть начатой либерально-буржуазными кругами — как доморощенными, так и закордонными — фальсификации российской истории в том, чтобы подменить наше общее прошлое, биографию народа, а вместе с ним — и биографии миллионов соотечественников, посвятивших свои жизни возрождению и процветанию нашей Родины, борьбе за её свободу от иноземного владычества. Фальсификация истории — это попытка наглой подмены самой России. Одним из главных объектом фальсификаций антисоветчики избрали историю героического подвига советского народа, освободившего мир от немецкого фашизма. Понятно, что искренние патриоты не приемлют эту игру напёрсточников.
Вместо аргументов «вероятно» да «видимо»
Австрийский философ Э. Топич в книге «Война Сталина» утверждает, что советское руководство «само спровоцировало» Гитлера на нападение, дабы «предстать перед всем миром в качестве жертвы агрессии». Немецкий историк из Фрейбурга И. Хоффман заявил, что советская внешняя политика кануна войны была проникнута «неизменной агрессивностью», поэтому в 1941 году существовал последний шанс упредить «агрессора Сталина», планировавшего в 1942 году напасть на Германию.
Стремлению некоторых «земляков» Гитлера оправдать фашистскую агрессию вторят и иные одиозные российские публицисты. С. Гагарин в статье «Правда и легенды о войне» утверждал «вполне доказуемую истину: Сталин в большей степени виноват в разразившейся войне, нежели Гитлер». О. Кучкина вместе с Б. Витманом лгали, что в июне 1941 года вся мощь вермахта была «у берегов Ла-Манша». Стремясь переложить вину за начало войны на СССР, они объявили, что Гитлер напал на нашу Родину только потому, что Сталин «вероломно готовился к войне». Почему вероломно? Неужели надо было оставить страну беззащитной, чтобы после первого немецкого удара она капитулировала? Кому предназначены эти сказочки? Какова их цель?
В. Хуторский в книге «История России. Советская эпоха (1917—1993)» утверждал, что в 1942 году Сталин «надеялся завершить перевооружение армии… и напасть на Германию». Г. Попов в работе «1941—1945. Заметки о войне» заявил, что «коммунистический режим Сталина собирался первым напасть на Германию».
К. Эрос клеветал: Сталин, стремясь завоевать Европу, «преднамеренно спровоцировал гитлеровскую агрессию против СССР», по его-де указанию был разработан план превентивного удара по Германии, копия его якобы попала на Запад, после чего немцы напали на нашу страну. 23 июня 2010 года гайдпаркер A. Parmanin рассуждал: «Германии нужно было …защитить себя от неминуемого вторжения большевистских орд». Такая злонамеренная ложь кочует в СМИ.
В «Независимой газете» Б. Соколов «весьма основательно» предположил, что «сначала Сталин собирался напасть на Гитлера ещё летом 1940 года, но этот план был сорван быстрым крахом Франции, подобно тому, как летом 1941 года подобный план был сорван германским вторжением». Он пишет: «Сталин планировал начать вторжение на западе в конце июня или в начале июля, когда, по расчетам, Гитлер, начавший весной наступление против Франции, должен был увязнуть в борьбе с английскими и французскими войсками и ввести в бой все свои резервы».
Эта галиматья о советских планах превентивного удара по Германии усердно пропагандируется, ей поверили многие люди. В газете «Деловой вторник» Ю. Гейко опубликовал письма читателей, поверивших, что Сталин готовил упреждающий удар.
М. Мельтюхов в «Упущенном шансе Сталина...» присоединился к антисоветчикам: «Вероятно, именно в эти критические дни в Кремле было решено отложить советское нападение на Германию, запланированное на 12 июня 1941 г. …Видимо, у советского руководства сложилось мнение, что летом 1941 г. СССР имеет шанс вступить в войну с Германией, пока ещё продолжается англо-германская война и значительная часть вермахта скована в Восточном Средиземноморье и в Западной Европе».
«Вероятно…», «Видимо…» — и при этом делаются далеко идущие выводы о важнейших военно-политических планах советского руководства.
На главной сцене — духовный палач
В 1992 году в России вышла провокационная книга В. Суворова-Резуна «Ледокол». Рекламируя её, газета «Комсомольская правда» 20 июня 1992 года напечатала отрывок из неё и прокомментировала: «Оценивать поступок Суворова-Резуна как «выбор свободы» или «предательство Родины» — личное дело каждого». Какая деликатность по отношению к изменнику! Резун, называя себя «палачом, убивающим национальные святыни народа», признал: «Я предатель, изменник... Таких не прощают, но я всё равно прошу: простите меня». Таких действительно не прощают — те, у кого есть национальное достоинство и подлинная забота о благополучии своей Родины. Но эти человеческие качества не в обычаях «демократов».
Э. Радзинский в книге «Сталин» поддержал ложь Резуна о вине СССР за возникновение Второй мировой войны. Ю. Чехонадский писал о невежестве Радзинского, сделавшего ряд «открытий»: «Просветитель Новиков не был соавтором Екатерины II, как у Радзинского. Императрица не вела переписку с Руссо, которого писатель, видимо, перепутал с Вольтером… Ленин не отправлял в Екатеринбург телеграмму с приказом о расстреле царской фамилии». А Марина Антоновна, дочь генерала Деникина, назвала Радзинского жуликом. Она подарила ему свою книгу о Григории Распутине — «и он скопировал целые страницы».
Э. Вакк, выступая в «Независимой газете» 11 марта 2000 года, посчитав Резуна патриотом, откровенно хвалил его опусы. В том же номере бывший вузовский преподаватель марксизма-ленинизма (!) Н. Черепанов заявил, что не считает «предателем человека, который «предал» систему, созданную предателями России — большевиками». Прочитав «Ледокол» и «День-М», он «проникся доверием к автору», «поразился широчайшей многогранности его познаний, всесторонней полноте логики и выводов». Если бы этот невежда хотя бы немного знал историю СССР, то мог бы понять, что Резун повторяет небылицы, не раз доказательно разоблаченные в печати. Бывший полковник Генштаба РФ В. Славин восторгается: «В уме, логике и аналитическом мышлении основному двигателю идеи превентивной войны Виктору Резуну отказать нельзя. Его книги людям, интересующимся историей Второй мировой войны, прочесть необходимо».
Б. Соколов в книге «Правда о Великой Отечественной войне» рассуждал: «Советское нападение на Германию готовилось практически одновременно с операцией «Барбаросса» и абсолютно независимо от неё. Если бы Балканская кампания вермахта по каким-либо причинам затянулась, Сталин успел бы ударить первым, что, впрочем, не повлияло бы принципиальным образом ни на ход, ни на исход Второй мировой войны». Резун вознамерился «поставить советских коммунистов к стенке позора и посадить их на скамью подсудимых рядом с германскими фашистами, а то и впереди» и объявил, что вопрос, «кто начал Вторую мировую войну», решается неверно. Он хочет разрушить «легенду о том, что на нас напали...»
В «Ледоколе» Резун исходит из провокационной и лживой посылки: «Ещё до прихода его к власти советские лидеры нарекли Гитлера тайным титулом — Ледокол Революции… Сталин понимал, что Европа уязвима только в случае войны и что Ледокол Революции сможет сделать Европу уязвимой. Адольф Гитлер, не сознавая того, расчищал путь мировому коммунизму. Молниеносными войнами Гитлер сокрушал западные демократии».
Преднамеренно искажая историю, Резун пишет, что, блестяще подготовившись к наступлению, Сталин перенес начало войны с 1942 года на 1941-й, но опоздал: Гитлер, загнанный «пактом Молотова—Риббентропа в стратегический тупик», узнав об этом, «вдруг понял, что терять ему нечего, всё равно у Германии не один фронт, а два, и начал воевать на двух фронтах. Это самоубийственное решение, но другого у Гитлера не было».
Опередив СССР, Гитлер обрушил на него «превентивный удар», а к нему Германия «была катастрофически не готова»: немцы даже не заготовили «тулупы, не сменили оружейное масло на незамерзающее». «Важнейшим элементом готовности Германии к войне против Советского Союза являются бараньи тулупы. Их требуется огромное количество — не менее 6000000». Но немцы не заготовили «тулупы и не сменили оружейное масло на незамерзающее», поэтому «Голиков информировал Сталина, что Гитлер подготовку к вторжению в СССР еще не начинал, а на всякие концентрации войск и на документы германского генерального штаба внимания обращать не следует».
Запутавшись в тулупах, автор забыл, что немецкое командование планировало закончить войну до наступления зимы. Между тем Черчилль свидетельствовал, что, согласно гитлеровскому «оптимистическому графику, Советы должны были, подобно французам, потерпеть поражение в результате шестинедельной кампании». Гудериан с полным знанием плана Гитлера писал: «В верховном командовании вооруженных сил и в главном командовании сухопутных сил так уверенно рассчитывали закончить кампанию к началу зимы, что в сухопутных войсках зимнее обмундирование было предусмотрено только для каждого пятого солдата». Документально установлено, что Гитлер отводил на завершение операции «Барбаросса» не более 5 месяцев. Если бы её выполнили в этот срок, то «миллионы тулупов» не понадобились бы его воякам.
Тулупный фальсификатор Резун-Суворов лжет, утверждая, что Сталин назначил «День-М» на 6 июля 1941 года. Не было приказа от 12-14 июня 1941 года о советском наступлении, не готовилась операция «Гроза» — нападение на Германию и Румынию (на самом деле «Гроза» — условный сигнал нашим войскам для введения в действие мобилизационного плана). Это подтверждают архивные документы, воспоминания военачальников, исследования ученых, показания очевидцев. Зная, что вермахт быстро концентрируется у советских границ, наше военно-политическое руководство укрепляло их обороноспособность, перебрасывало ближе к ним — на рубеж Западной Двины и Днепра — до 28 дивизий. Надо быть тупым самоубийцей, чтобы ничего не предпринимать, видя, как быстро нарастает военная угроза нашей стране.
Самарский историк М. Солонин, последователь и союзник Резуна, в книге «23 июня 1941 года» считает, что советское нападение «планировалось не 6 июля, а даже ближе — 23 июня». Но ни Резун, ни Солонин, ни другие подобные же «фальшивомонетчики» не могли предъявить ни одного реального документа, где бы были какие-то указания о планировавшемся нападении 23 июня или 6 июля 1941 года.
Резун приписал генералу С. Иванову, автору книги «Начальный период войны», утверждение, будто бы СССР запланировал нападение на Германию, а «немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели удалось опередить наши войска». Развивая эту тему, Мельтюхов приводит слова В.М. Молотова о «подготовке к неизбежной войне с Германией»: «Иначе зачем нам ещё в мае месяце надо было из глубины страны перебрасывать в западные приграничные округа в общей сложности семь армий? Это же силища великая! Зачем проводить тайную мобилизацию восьмисот тысяч призывников и придвигать их к границам в составе резервных дивизий военных округов?»
Стремясь разоблачить политику Советской власти, Мельтюхов, словно фокусник, эффектно предъявляет известное высказывание Молотова: «Время упустили. Опередил нас Гитлер!» А затем с торжеством победителя вопрошает: «В чём опередил?» В головы подобных персон никак не могла прийти очевидная мысль: и Молотов, и генерал Иванов писали о том, что немцы успели упредить нашу армию в приведении её в боевую готовность для отражения фашистской агрессии.
Логика геббельсят
Если следовать логике геббельсят, то можно спросить: кто начал войну 7 декабря 1941 года — Япония или США? Японская авиация, поднявшись с авианосцев, внезапно атаковала тогда американцев в Пёрл-Харборе. Но японцы с куда большим основанием, чем немцы, могут заявить, что это был… превентивный удар. Известно, что президент Рузвельт, военный министр Стимсон и военно-морской министр Нокс подписали план «Джей-би 335», который за четыре с половиной месяца до нападения на Пёрл-Харбор предусматривал удар по Японии самолетами Б-17 с баз в юго-западном Китае и на Филиппинах. Начальник генштаба армии США Маршалл заявлял 15 ноября 1941 года на секретной встрече с семью американскими журналистами о плане сжечь «бумажные города Японии».
Писатель В. Карпов в статье «Постскриптум» утверждал, что Сталин столкнул Японию и США и организовал японо-американскую войну при помощи инспирированной советской разведкой неприемлемой для Японии «ноты Хелла» от 26 ноября 1941 года. Но они столкнулись без Сталина, между ними шла жестокая борьба за сферы влияния. Государственный секретарь США Хелл 26 ноября действительно выставил такие условия прекращения запрета на поставки нефти Японии, которые были неприемлемы для неё. Именно в этот день её армада потянулась к Пёрл-Харбору. Более того, 7 декабря 1941 года близ этой базы американского флота первые выстрелы сделал крейсер США «Уорд», потопивший японскую подводную лодку.
Но, несмотря на эти факты, на Западе не поднята кампания по разоблачению предвоенной американской политики. Кстати, «компетентные инстанции США по-прежнему держат в тайне от миллионов школьников и студентов правду о том, кто сделал первые выстрелы в четырехлетнем поединке». Там даже не предъявляют претензии своим военачальникам, которые не поняли, что появление зловещих перископов близ их базы чревато «приближением массированного японского удара, и не привели свои силы в полную боевую готовность немедленно».
Почему же «наши» либералы поддержали фальшивку Резуна? Мотивы совсем не в истории, а в политике: им хочется развенчать советский строй, направить народный гнев против политических противников и отвлечь внимание людей от пагубных результатов своего правления. Дошло до того, что написанный Резуном при участии западных спецслужб «Ледокол», в котором, как утверждал его автор, ставится задача размыть русское национальное самосознание, попал в список литературы, рекомендованной в РГГУ для изучения студентами.
Увы, резуны клонируются. Об агрессивных мотивах вступления СССР в войну пишет Ю. Каграманов в «Континенте». В антирусском еженедельнике «Русская мысль», издаваемом на деньги ЦРУ в Париже, Д. Хмельницкий, А. Копейкин и другие авторы повторяют ложь о том, что СССР — это агрессор, намеревавшийся напасть на Германию, а «вермахт совершил невозможное и разгромил группировку, превосходившую его минимум втрое».
Израильский историк Г. Городецкий в книге «Роковой самообман. Сталин и нападение Германии на Советский Союз» доказал, что идею упреждающего удара Сталин отверг. В отзыве об этом труде В. Невежин пишет, что «книги Суворова нашли ...горячий прием у многочисленных читателей. Ведь в них — и особенно в «Ледоколе» — сквозит захватывающая дух идея: у будущего генералиссимуса имелся этот сценарий, и последний предусматривал нанесение удара по Германии в 1941 году!»
Заявив, что «Суворов и его «единоверцы» стремятся выдать за непреложную истину версию, не проверенную с помощью подлинных архивных материалов», Невежин отметил, что Городецкий излагает «прямо противоположную версию генезиса войны и при этом ...опирается на документальную базу». Но несмотря на это, критик посчитал, что эта точка зрения «отнюдь не является бесспорной и потому единственной». По его мнению, Городецкий не до конца осознал значимость такого важнейшего события, как выступление Сталина на приеме выпускников военных академий РККА 5 мая 1941 года в Кремле, а оно-де стало основой «развернувшейся в стране широкой идеологической работы по подготовке Красной Армии и народа к всесокрушающей наступательной войне», и эта работа «обеспечивалась всей мощью пропагандистской машины ВКП(б) и советского государства» (видно, недаром Копейкин писал про Невежина, что тот «принадлежит к редким сторонникам концепции В. Суворова о подготовке Сталиным наступательной войны»).
На самом деле 5 мая 1941 года Сталин говорил, что война надвигается и нам надо повысить возможность дать сокрушительный отпор врагу: «Красная Армия есть современная армия, а современная армия — армия наступательная». Но оставалось слишком мало времени до нападения Германии на СССР, для того чтобы можно было успеть развернуть «широкую идеологическую работу» по подготовке народа к такой войне. Даже проект директивы Главпура «О задачах политической пропаганды на ближайшее время» не был полностью подготовлен. В речи Сталина подчеркивалось: «Международная обстановка крайне обострилась, военная опасность для нашей страны приблизилась, как никогда. В этих условиях ленинский лозунг «На чужой земле защищать свою землю» может в любой момент обратиться в практические действия».
Начальник штаба 4-й армии ЗапОВО полковник Л. Сандалов в своей книге «Боевые действия войск 4-й армии в начальный период Великой Отечественной войны» сообщил: «19 июня состоялся расширенный пленум областного комитета партии, в котором участвовало большое число армейских политических работников. На пленуме первый секретарь обкома тов. Тупицын обратил внимание на напряженность международной обстановки и возросшую угрозу войны. Он призывал к повышению бдительности, но одновременно указал, что по этому вопросу не нужно вести открытых разговоров и проводить какие-либо крупные мероприятия, которые могут быть замечены населением».
Выходит, не была у нас развернута широкая идеологическая работа «по подготовке Красной Армии и народа к всесокрушающей наступательной войне». В конце мая 1941 года мне довелось слушать московского лектора. Он говорил и о наших отношениях с Германией, но не сказал ничего, что было бы частицей подобной идеологической подготовки. Не было на неё и намека в выступлении секретаря Союза писателей СССР А. Фадеева на встрече с общественностью города Кимры (я присутствовал на ней), куда он приезжал 7 июня 1941 года. Он выступил в клубе Савёловского машиностроительного завода, поведал о литературных делах, о новых книгах, подчеркнул их роль в воспитании патриотизма. Писатель П. Дудочкин зафиксировал: «Ваша главная мечта?» — прочитал он вопрос в записке. Посмотрел в зал, признался: «Подольше бы жить без войны. Чтоб мир и лад был между народами». Возможно, Фадеев знал, что Сталин в выступлении перед выпускниками военных академий 5 мая сказал, что нападения Германии можно ожидать со дня на день.
И песню обвинили
Фальсификаторы истории подкрепляют мысль об агрессивности СССР смехотворными аргументами. Подумать только, наши люди пели оптимистические песни, заявляли о своей готовности разгромить врага. В. Лебедев-Кумач создал «Священную войну» в ночь с 22 на 23 июня 1941 года. Походной солдатской песней её сделали патриотический пафос, маршевые интонации, уверенность в победе. В ней ощущались внутренняя сила народа, его исторический оптимизм, простор родной земли. А. Абрамов писал, что она заключала в себе в обобщенной форме «основную проблематику войны». Она звучала как боевой призыв, отразила общее для советских людей чувство гнева и стремление победить врага.
Но эти достоинства поставлены песне в вину. М. Осокин 28 июня 2004 года объявил по НТВ, что есть версия, будто эта песня сочинена во время Первой мировой войны. В учебном пособии «Русская литература ХХ века» (2002) под редакцией Л. Кременцова приведено первое четверостишие из «Священной войны»: «Вставай, страна огромная…» СМИ распространяли слухи, что написал эту песню учитель Рыбинской гимназии А. Боде ещё в 1916 году. Текст её он якобы послал В. Лебедеву-Кумачу, а тот песню присвоил. Исследователь песен Ю. Баранов установил, что нет никакого автографа Боде, зато в архивах есть черновые варианты песни, написанные рукой Лебедева-Кумача.
В «Литературной России» 12 июля 2002 года появилась статья В. Мусатова, который повторил враньё предателя Резуна из книги «День-М» о том, будто «Священная война» написана в феврале 1941 года. Для того, чтобы повторить другое враньё: «Сталин планировал крупную войну по оккупации всей Европы… Гитлер опередил Сталина всего на две-три недели». Исходя из этой лживой предпосылки, он заключил: «Предвидя же крупную агрессивную войну, Сталин, скорее всего (выделено мной. — А.О.), распорядился написать соответствующую песню и запустить её в оборот с началом военных действий. Музыка к стихам В. Лебедева-Кумача, вероятно, тоже была написана до нападения Германии, потому что написать песню за тот краткий период времени, имевшийся в распоряжении композитора А. Александрова между появлением стихов в печати и их озвучиванием, было малореально». Поражает примитивность приводимых аргументов: «скорее всего», «вероятно»… Но никаких реальных фактов.
Зачем Сталину понадобилась эта песня? А он-де готовился «к агрессивным действиям», и «если мы нападем, чтобы люди не шептались по углам, мы войну объявим народной, объявим священной, придумав сказку о коварных фашистах, собравшихся нас в полон забрать, а затем пойдем сколачивать им крепкий гроб». Обосновать эти мысли Мусатов решил содержанием «Священной войны». Слова «Поля её просторные не смеет враг топтать» он комментирует так: «Как он мог говорить о топтании неприятелем наших полей, если вся советская пропаганда тогда однозначно утверждала: противник дальше границ не пойдет. Здесь Лебедев-Кумач должен был немедленно отправиться на нары за антисоветскую агитацию, подрыв престижа Красной Армии».
Вот запутавшийся фальсификатор и устроил себе ловушку. Если за такое утверждение, высказанное 23 июня, надо было арестовать автора, то, если следовать логике Мусатова, ещё хуже было бы для него, если бы он в мирной обстановке, предполагая, что Красная Армия внезапно обрушится на Германию, стал говорить о вторжении чужих войск на нашу территорию. Что касается пропаганды, то она заключалась в выступлении Молотова 22 июня, наполненном тревогой за судьбу Родины. Он назвал начавшуюся войну Отечественной. Советские люди понимали, что немцы, перейдя государственную границу, ведут наступление на нашей территории. И ни советское радио, ни пресса не уверяли, что враг «дальше границ не пойдет».
Игнорируя речь Молотова, В. Мусатов утверждал: «С момента нападения Германии и до последних чисел июня ни о какой священно-народно-отечественной войне не могло быть и речи». Тогда-де Лебедев-Кумач «не мог знать и по большей части даже предполагать, что предстоят «смертный бой» и «народная война»: об этом в СССР не было известно никому, а предполагать могли лишь высшие руководители» страны, обладавшие «всей информацией». Поэт же к ней доступа не имел, мог-де читать лишь «сводки Совинформбюро». Мусатов обратился к сводкам за 24 и 25 июня, не имевшим отношения к созданию песни. Она была опубликована 24 июня в «Красной звезде» и «Известиях» и сразу призывно пронеслась по стране.
Большинство советских людей понимали, что идет «смертный бой», зная, как быстро немецкая армия разгромила войска ряда европейских государств. К тому же совсем недавно закончилась финская война. На ней был и мой отец. Уходя 24 июня снова на войну, он предчувствовал, что она будет очень тяжкой, и даже сказал своим родным, что не суждено ему, видно, вернуться с неё домой. Мы, юноши и девушки, 28 июня поехали рыть противотанковый ров на берегу верхней Волги. Война стала народной. Талантливый поэт В. Лебедев-Кумач верно почувствовал, понял и всенародный настрой, и трагизм пришедшей войны, когда писал свою знаменитую песню.
Фальсификаторам не нужны ни документы, ни свидетельства
15 мая 2010 года гайдпаркер A. Parmanin изложил метод, которым пользовался Резун, оценивая «предвоенные действия будущих противников». Он тщился доказать, что вывод, который «сделал, является безусловно правильным и единственно возможным». Вот суть метода: «Даже никогда не видев ни одного архивного документа, мы знаем, что Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года, что её началу предшествовало заключение пакта Молотова—Риббентропа, что 17 сентября советские войска, выполняя союзнический долг перед Германией, вошли на территорию Польши. Также мы знаем, что 30 ноября 1939 года Советский Союз вторгся на территорию Финляндии и впоследствии как агрессор был исключен из Лиги наций… После окончания «зимней войны» Советский Союз присоединил к своей территории значительную часть Карельского перешейка. 15 июня 1940 года советские войска оккупировали Литву, 17 июня — Эстонию и Латвию. Завершилось всё это насильственным присоединением прибалтийских республик к СССР».
И потому, уверяет A. Parmanin, «любому исследователю …стоит знать только» эти сведения, «чтобы понять, проанализировать, оценить и сделать вывод о том, кто действительно готовился к войне и кто о чём мечтал долгими бессонными ночами. И не надо тут ни сведений из архивов, ни воспоминаний полководцев». Проповедуя поверхностный подход к событиям, он продолжил: «Даже если в советских архивах мы найдем документы, свидетельствующие о том, что и прибалтийские республики, и Финляндия, и Польша готовились объявить СССР войну, это не изменит факта самой войны, оккупации и присоединения… В основе любого действия стоят решения людей, и ни один танк или винтовка без воли человека не двинется с места и не выстрелит. …А если вспомнить те времена, то очевидно, что единственным человеком», который мог решать, был-де Сталин.
Таково «новое слово» в определении метода исторических исследований, поражающее своим невежеством. Получается, что архивы нечего изучать, свидетельства полководцев — сущая мура. А факты брать нужно только такие, которые подтверждают лживую концепцию Резуна. И, конечно, совсем не стоит принимать во внимание его предательство и сотрудничество с английской разведкой.
Антисоветчики с издевательской наглостью рассуждают: «А в чём выразилось предательство капитана ГРУ Резуна? Убежал в Англию — так мы тогда с Англией не воевали». Но когда офицер разведки бежит в чужую страну, то это в любом случае и в любое время является государственной изменой. Только возмущение вызывает утверждение: «Резун кристально чистый и честный человек. Верный присяге. Просто он так понимал свой долг перед Родиной». Выходит, можно изменять Родине и оправдывать это тем, что тебе лично выгодно так понимать свой долг перед нею.
А. Цибулькин верно заключил: «Осуждают Сталина и Жукова те, кто жаждал победы Германии. Но победили мы, и это их доводит до исступления».
О. Верещагин справедливо отметил антисоветскую устремленность многих публицистов, рассуждающих о Великой Отечественной войне: «Кажется, что эти господа с наслаждением перероют голыми руками любую помойку, лишь бы найти хоть ещё один, хоть крохотный фактик, который можно использовать для того, чтобы опорочить СССР, нашу армию и наших людей. Даже если этот фактик будет идти вразрез со всеми остальными свидетельствами очевидцев, документами, отчетами — его вытащат из дерьма, отмоют, покрасят, надуют и закричат о «зверствах», «неумении воевать», «трусости»… Для таких тварей — иначе не скажешь — любой архивный документ «сталинская подделка». А вот брехня подонка, перебежавшего сначала к немцам, а потом и за океан, — свидетельства очевидца».
«Резунисты», утверждая, что СССР готовил агрессивную войну, пытаются доказать это тем, что в основе подготовки нашей армии к войне лежала наступательная концепция и для её осуществления армия оснащалась наступательным вооружением, что штабы готовились к вторжению и т.д. Но ни один из известных документов не подтверждает наличие агрессивных планов у политического руководства Советского Союза.
В. Козлов (и не только он) настаивал на верности концепции книг Резуна «Ледокол» и «День-М» на том основании, что многие рассуждения в них ему «показались достаточно аргументированными, помогающими понять суть происходящего», ведь «жителям СССР внушалось, что война будет преимущественно наступательной». Колобов резонно возражал: «В военных играх 41 г. отрабатывались наступательные операции, проводимые РККА на территории вероятного противника. Но это не доказывает, что в этих играх отрабатывалась агрессия СССР. Военные игры 41 г. МОГЛИ быть оперативными планами неспровоцированного вторжения. Могли быть оперативным планом-ответом на агрессию противника. А могли и вовсе не быть никаким оперативным планом». Действительно, непозволительно делать из этих военных игр далеко идущие политические выводы о захватнических планах руководства Советского Союза.
По уверению Резуна, советские руководители «не думали об обороне. Они к ней не готовились и не собирались готовиться... Накануне войны никто в Красной Армии не думал о заграждениях, все думали о преодолении заграждений на территории противника». Он лжет, утверждая, что начальник Генштаба К. Мерецков приказал «на новых землях полосу обеспечения не создавать».
Опровергают и люди, и камни
Копейкин заявил, что «ни к какой «отечественной» войне советские вожди не готовились»: «иначе велели бы выкопать хоть один окоп на границе. Если кто-нибудь представит сведения хоть об одной траншее в приграничной полосе, имевшейся в 1941 году, буду очень признателен».
Придется привести лишь некоторые из таких сведений. 26 июня 1940 года было принято решение о начале строительства укрепленных районов (УРов) на новой западной границе, после чего наши войска начали форсированно оборудовать их. Этим были заняты около 140000 человек. До нападения Германии успели построить около 2500 железобетонных сооружений. Из них 1000 была вооружена артиллерией, а остальные 1500 — только пулеметами.
8 апреля 1941 года Генеральный штаб дал директиву командующим Западным и Киевским военными округами об использовании УРов в случае нападения на СССР. В начале июня около 40 тысяч человек из приписного состава, вызванных в воинские части, были направлены в укрепрайоны. И. Баграмян в книге «Так шли мы к победе» писал про Перемышльский укрепленный район: в начале мая 1941 года директива Наркома обороны «требовала от командования округа спешно подготовить в 30—35 километрах от границы тыловой оборонительный рубеж». 16 июня Сталин подписал постановление «Об ускорении приведения в боевую готовность укрепленных районов». В нём предписывалось срочно передать для их вооружения 7700 пулеметов.
Журналист Д. Новоплянский свидетельствовал: «После войны я был у границы в одном из железобетонных дотов сорок первого года, видел его подземные этажи, израненные стены, устоявшие под градом бронебойных снарядов. Каждый такой дот был оборудован системами связи, водоснабжения, электричеством, вентиляцией. Гарнизон младшего лейтенанта Ивана Чаплина из 1-й роты 150-го отдельного пулеметного батальона удерживал свой дот восемь суток, отразил десятки атак».
Генерал С. Бутлар писал в книге «Мировая война 1939—1945 гг.»: «После некоторых начальных успехов войска группы «Центр» натолкнулись на значительные силы противника, оборонявшегося на подготовленных заранее позициях, которые кое-где имели даже бетонированные огневые точки». Манштейн признал: «К 22 июня 1941 года советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны… Конечно, летом 1941 года Сталин не стал бы ещё воевать с Германией». 7 мая 1941 года Геббельс записал в дневнике: «Русские ещё ничего, кажется, не подозревают. Свои войска они развертывают таким образом, что их положение отвечает нашим интересам, лучшего мы не можем и желать: они плотно сконцентрированы и будут легкой добычей для взятия их в плен».
Немецкий посол в Москве Ф. Шуленбург сообщил в мае 1941 года в Берлин: «Я твердо убежден, что в международной ситуации, которую он считает серьезной, Сталин поставил своей целью предохранение Советского Союза от столкновения с Германией». Он доносил в Берлин 4 и 7 июня 1941 года: «Русское правительство стремится сделать всё для того, чтобы предотвратить конфликт с Германией… Лояльное выполнение экономического договора с Германией доказывает то же самое». Немецкий министр финансов Крозиг считал, что СССР выполняет все условия договора и не создает никакой угрозы Германии военной силой. В записке Г. Герингу 19 апреля 1941 года он высказал мнение, что Германии не надо начинать войну против СССР, так как это может «пагубно отразиться на судьбе немецкого народа».
0 comments :
Отправить комментарий
Для того, чтобы ответить кому-либо, нажимайте кнопку под автором "Ответить". Дополнительные команды для комментария смотрите наведя мышку на надпись внизу формы комментариев "Теги, допустимые в комментариях".
Тэги, допустимые в комментариях