Задолбали!

Осень на Байкале. Можно ли описать словами красоту и величие природы? Передать словами чувства, бушующие в душе? Уносится вдаль чёрная просёлочная дорога, обрамлённая пожелтевшей, выцветшей травой. В зеркальных лужах плывут громадные облака. Застыло маленькое озерцо; печальные деревья в прощальной тоске любуются своим отражением. Недалеко шумит, свирепствует великое озеро. Волны цвета расплавленной ртути бьются о каменистый берег. И такое блаженство разлито кругом, что, кажется, ещё мгновение, доля секунды — и ты поймёшь тайну мироздания. И благодарность к родной земле переполняет сердце.

— Фу, грязная Россия! — бьёт словами, как пощёчиной, гламурная фря, с которой по стечению обстоятельств пришлось отдыхать совместно, и отряхивает тонкую ножку, попавшую в дорожную грязь. — Ничего не изменилось, а вообще тут раньше жили только серые крестьяне и грязные кочевники.

И написано на холеной мордашке её и пренебрежение, и возвышенное чувство принадлежности к каким-то иным мирам, видимо, сотканным из небесной лазури.

— Зачем ты так? Ты сейчас после прогулки по уникальным местам пойдёшь в дом к вполне образованным потомкам грязных кочевников и серых крестьян. Будешь уписывать за столом национальные блюда, наслаждаться гостеприимством, местными легендами и культурой.

Небесное создание морщит носик и рассказывает мне о чудесной Европе, где ничего грязного и смрадного, по её словам, не было. Хм, а не Гюго ли рассказывал, ёмко и красочно, о быте французских земледельцев? И быт этот отнюдь не сверкал бриллиантовым блеском.

— Скажи, ты сможешь подойти и плюнуть в лицо матери просто за то, что она родила и вырастила тебя здесь, а не во Франции или Англии?
— При чём здесь это? — девушка делает большие возмущённые глаза.
— При том, что хаять землю, вскормившую тебя, всё равно, что плюнуть матери в лицо.

Обижается, отходит, дуется и всем видом демонстрирует насмешку и презрение ко мне. Ну и пусть! Такие, как ты, задолбали неимоверно. Это для вас я цитирую строки:

Я знаю: есть ещё семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки…
А сало… русское едят!

 --------------------------------------------------------------

Сало, говорите, русское едят? Я вот сало не ем. Вообще никакое. Невкусно. При этом езжу на японской машине, пользуюсь китайским телефоном, смотрю корейский телевизор, ношу итальянско-турецко-китайскую одежду, а на моём компьютере с американским процессором китайского же производства установлена ОС международной разработки южноафриканской (кажется) сборки.

При этом я не смотрю с умилением на заграничные наклейки — я просто пользуюсь нормальными, удобными вещами. Увы, таких «наших» нет, и приходится пользоваться заграничными.

А вот то, что есть, как раз можно хаять и бранить.

Наши автомобили, требующие регулярного ремонта.
Нашу электронику — как бытовую, так и «секретную военную».
Нашу поселковую грязь, гопоту и алкашню.
Наши знаменитые дороги, наши поездатые поезда, наших чиновников, наши законы и многое, многое другое.

И не потому, что

кто-то где-то так написал, а потому, что я имел счастье лично, на собственном опыте сравнить «наше» и «не наше».

Вы вспоминаете про Гюго и средневековую Европу? Отлично! Задумайтесь: когда-то там была грязь, и все считали это нормальным. Но потом они нашли в себе силы посмотреть вокруг и от грязи избавиться. Может быть, пора и у нас?

А вы предпочитаете закрыть глаза, чтобы не видеть, заткнуть уши, чтобы не слышать, а в качестве контраргумента приводить цитаты из классиков. Вспомните тогда и такую:

Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ…

Не хотелось бы когда-нибудь сказать именно так, но как же задолбали и эти рабы, и эти господа!

 --------------------------------------------------------------

 Вот вы, говорите, сало не едите. А я ем. И мне вкусно. При этом пользуюсь русской техникой. Телевизор «Рекорд 54ТЦ-5173» (между прочим, один из немногих с функцией автоблокировки рекламы), плита «Брест» (простите, она не русская, а импортная — белорусская), холодильник «Атлант» — и найдите мне такой же импортный! И одежду ношу нашу или белорусскую. И обувь. И в ней удобно и тепло. При этом я смотрю с умилением на заграничные наклейки с умилением и мыслью: «Как же им далеко до нас…»

И грязи у меня в посёлке нет. И алкашей не наблюдается. И гопоты тоже. И — ужаснитесь! — у нас идеально ровные дороги, хотя по ним и трактора ездят, и БелАЗы. И в столовой у нас официантки вежливые и доброжелательные, а повара грамотные. И цены ниже некуда: яйцо под майонезом с зеленью и хлебом у нас стоит два рубля сорок копеек.

И машина у меня русская. Сначала была доставшаяся от деда «пятёрка» (кстати, проездил на ней два года без ремонта), а в конце девяностых я купил свою мечту — ЗИЛ-41047. Знаете, сколько раз я её чинил за 14 лет? Один. В прошлом году в меня въехал пятисотый «мерседес», помял задний бампер. Мы очень быстро разобрались, кто кому должен: он посмотрел на стоимость моей машины и заткнулся.

При этом я не маньяк-русофил. У меня немецкий телефон, английский компьютер с американской «осью». Да, этого у нас (пока) не делают.

Кем я работаю? Крестьянином-колхозником — или, как нынче принято говорить, фермером. Закончил три курса института и ушёл.

Некоторые родные до сих пор меня спрашивают: «Что ты забыл в этом разграбленном селе?» А как приезжают, удивляются: «У вас тут что, коммунизм?» Нет, у нас не коммунизм. У нас просто хороший глава района (которого мы не променяем ни на кого) и хороший сельсовет (в который я вхожу — рядовым членом, а не председателем).

Вы живёте так, как хотите. Не нравится — переезжайте или делайте, как вам нравится. Мы тоже не всего сразу добились. Но если вы живёте и переезжать не хотите, значит, вас всё устраивает, и нефиг жаловаться. Вот жалобщики-то меня и задобали.

Источник